37
Проходя мимо почты, Николай Сергеевич вытащил из кармана потертый конверт. Это было письмо, адресованное Гале, Варенькиной матери. Он до сих пор не отправил его.
В первый же день, когда Валентина перешла в отцовский дом, Мария Михайловна сказала мужу:
— Ты не имеешь права скрывать от матери. Ты должен сообщить Галине Григорьевне о дочери.
— Маша, а вдруг она приедет… Наверняка приедет…
— Пусть приезжает, встретим как дорогую гостью, — отвечала Мария Михайловна, а на душе у самой было тревожно-претревожно. Приедет первая жена, мать… Он любил ее когда-то. И кто знает, что будет, если они встретятся вновь… А вдруг он вернется к первой жене, простив ей все обиды? Что будет делать она, Мария Михайловна? Ведь у нее тоже сын…
Точно разгадав эти мысли, Николай Сергеевич осторожно сказал:
— Маша, может быть, все-таки повременим сообщать. Летом отправим к ней в гости Валю. Мне кажется, так лучше.
«Он тоже боится встречи», — подумала Мария Михайловна, а вслух твердо повторила:
— Нет, садись и пиши ей.
Валентина не знала о таких разговорах и тревогах. Однажды она спросила у отца, известно ли ему, где, на какой дороге погибла при бомбежке мама?
— Твоя мама жива, — с непонятной ей грустью ответил он.
— Жива? Моя мама жива? Почему же, почему же вы молчали! — с недоумением воскликнула она.
— Успокойся, доченька. Я запросил адрес, — лукавя, продолжал Николай Сергеевич. — Адрес придет, и мы тогда…
— Поедем к ней, к маме! — обрадовалась она.
После этого разговора он заметил: дочь стала менее стеснительной в его доме. Иногда они поднимали такой шум с братишкой Мишей, что приходилось вмешиваться отцу или матери: «Дети, не шалите!». А дети шалили, хохотали, возились. Валентина полюбила черноглазого, шустрого Мишу и смеялась, когда он говорил:
— А я думал, что ты будешь маленькая.
— Как видишь, не угадал — большая.
— А почему папа всегда называл тебя Варенькой, а ты Валя?
— Потому что раньше я не знала своего имени.
— А я всегда знал, как меня зовут. — И они снова хохотали.
Николай Сергеевич с улыбкой смотрел на детей и порой сам принимал участие в их шалостях, тогда в доме было совсем шумно.
Глядя на них, Мария Михайловна с тревогой думала: «Неужели в один какой-то день все это разрушится…»
Николая Сергеевича радовала деловая обстановка в школе — ни ссор, ни споров по пустякам, все были озабочены: идет к концу последняя четвертая четверть, нужно доделывать недоделанное, наверстать упущенное.
Марфу Степановну будто подменили, она стала совсем другой, не придиралась к Валентине, на днях даже, побывав у нее на уроке, похвалила — хороший урок. Тише было в учительской, и у Надежды Алексеевны снова появилась возможность проверять здесь тетради.
«Наконец-то все пошло на лад», — радовался Николай Сергеевич, и не знал он, что эта тишина перед бурей.
Сегодня приехал заведующий районо, забежал в кабинет и, забыв поздороваться, начал сразу:
— Послушай, Николай Сергеевич, что у тебя произошло?
— Ничего, все нормально, — ответил директор, не понимая тревоги Карасева.
— Очень хорошо! Да ты знаешь ли, какой донос поступил из школы? Меня сегодня вызвал Иван Трифонович и этаким прокурорским голосом спрашивает: «Как же вы дожили до жизни такой?» Я думал, что он имеет в виду ЧП в Березовской школе. Парня там на посевной покалечили. А Иван Трифонович, оказывается, о твоей школе говорил.
— Не святые, имеем недостатки…
— Недостатки? — Карасев отшвырнул подвернувшийся под ноги стул. — Иван Трифонович своими силами решил разобраться, даже мне не доверил. Был ему звонок из области. Понимаешь, что это значит? Слушай, ты посмотри здесь, что да как, приедут ведь…
— Ты же знаешь — мы всегда на виду, чем богаты тем и рады.
— Наивный ты человек. Право слово, наивный. Я кое-что окольными путями успел разузнать. Тебе придется оправдываться.
— Доводилось. Не привыкать.
— Эх, Николай Сергеевич, терла тебя жизнь, терла, да, видно, кое-что осталось недотертым. Ты-то знаешь, как трудно оправдываться!
— Не пугай. Времена теперь другие.
— Времена-то другие, а люди остались прежними. Ты думаешь, они вот так — прочли статьи в газетах и переделались? Нет, они еще в своих упряжках, и вытряхнуть их оттуда нелегко. Словом, придется нам с тобой в драку лезть. А уж кто победит, сам бог знает да высокое начальство.