Летний лагерь колхозной фермы расположился на берегу Лебяжьего озера. Валентина увидела изгородь, за которой были разбросаны куски соли-лизунца, похожие на осколки нетающего льда. Под одинокой березкой стоял аккуратный крашеный вагончик с высокой антенной на крыше. Возле вагончика пестрела поздними цветами клумба.
Подъехавшую машину сразу окружили загорелые говорливые доярки.
— Ага, прикатил будущий инженер. Пойдем-ка, мы тебе голову намылим, — сказала дебелая чернявая женщина, должно быть, старшая здесь.
Доярки увели Сашу в вагончик. Из дверей вагончика старшая крикнула:
— Тетя Лена, угости Валентину Петровну свеженьким.
К машине подошла невысокая пожилая доярка. У нее загорелое морщинистое лицо, ореховые добрые глаза.
— Айдате молочка попьете, — неожиданно молодым голосом пригласила она.
Валентина пила еще теплое молоко и слышала запахи трав, степи, озера и думала: «Так вот оно какое, парное молоко…»
— Пейте, Валентина Петровна, — просила тетя Лена.
— Что это с руками у вас? — участливо поинтересовалась Валентина.
— А что? Да ничего. — Старая доярка глядела на свои большие с узловатыми пальцами руки, качала головой. — От работы, Валентина Петровна. Сколько они делов переделали, сколько молочка надоили и не сосчитать уж, кабы слить все вместе, река, видать, потекла бы молочная… То было ничего, а теперя побаливать руки стали.
Из вагончика доносились громкие женские голоса. Там, вероятно, шел деловой разговор. Вскоре показался расстроенный и мрачноватый Саша Голованов. Он кивком позвал спутницу, молча сел в машину.
— Вы, Саша, похожи на тучу с градом, — пыталась шутить Валентина.
— Тут будешь похож на всех чертей, — процедил он. — Доярки намылили голову. И за дело. Никак не можем добиться механизации…
— А разве это в наше время трудно? — удивилась Валентина.
— Поживете — увидите, что легко и что трудно, — с неохотой ответил Голованов.
Когда часа через полтора они вернулись, Валентина увидела у своей избенки Игоря. Он в новой спортивной куртке с застежками-«молниями», на лбу у него шоферские очки, в руках желтые кожаные перчатки. Нетерпеливо расхаживая вокруг мотоцикла, он то и дело посматривал на часы.
Махнув рукой Саше Голованову, она подбежала к гостю.
— Здравствуй, Игорь! Как хорошо, что ты приехал.
Не ответив на приветствие, он сердито пробурчал:
— Накаталась на легковой…
Валентине стало не по себе. Она подумала: «Нет, не надо было ездить с Сашей Головановым к дояркам, ведь знала, верила — Игорь вспомнит обо мне в этот день и явится…».
— Ты, наверное, часто бываешь в обществе этого шофера, — ревниво заметил Игорь, выделив особой интонацией «шофера».
— А разве нельзя? Запрещается?
Серые, стального цвета глаза Игоря потемнели.
— Никто тебе запретить не может. Только ты должна одно усвоить: в селе за учителем следят десятки любопытных глаз, и вести себя нужно осторожно. Понимаешь?
— Понимаю. Следует ходить под зонтиком, не кататься на велосипеде, не смеяться громко, — игриво подтвердила Валентина, думая этим развеселить Игоря. Она знала, что он долго не умел сердиться, и, как это часто бывало, ждала: он вот-вот тряхнет головой, расхохочется, скажет свое любимое словечко «лады», и дело с концом. Но Игорь сейчас тоном приказа почти крикнул ей в лицо:
— Я не хочу, чтобы ты встречалась с этим Головановым!
Валентина ошеломленно ахнула.
— Да, не хочу, — зло продолжал он. — Это с твоей стороны непорядочно — морочить голову одному и заигрывать с другим!
— Что ты говоришь, Игорь!
Он бросил перчатки на сиденье мотоцикла.
— Не нравится? А мне, думаешь, нравится столбом торчать у твоей хаты и ждать, когда ты соизволишь вернуться с прогулки.
Они поссорились. Валентина не на шутку разозлилась. Да какое он имеет право говорить ей всякие дерзости? В сердцах Игорь заявил, что хватит, он больше сюда не приедет. Натянув перчатки, он вскочил на мотоцикл и умчался, не простившись. Валентина растерянно смотрела на удалявшийся мотоцикл. Ей было грустно и больно. Ну почему, почему они с Игорем не смогли разобраться, поговорить по-человечески? Почему она не сказала ему, что никакой Саша Голованов ей не нужен и ревновать глупо?
«Приедет, обязательно приедет, — успокаивала себя Валентина. — Ну, поссорились… Бывает… А вообще, зачем люди ссорятся? Даже пословицу придумали: «Милые бранятся, только тешатся». Чепуха, а не пословица…»