— Вы проверили свечу? — спросил Голованов.
Игорь промолчал, будто не расслышал вопроса.
— Проверьте.
Не удостоив шофера взглядом, учитель продолжал свое дело, но все-таки советом воспользовался.
— Вот видите, пробита свеча. У вас есть запасная?
— Нет, — признался Игорь.
— Минуточку. У меня имеется. — Саша Голованов отошел к своей машине и через минуту появился со свечой в руках. — Пожалуйста, Игорь Федорович.
Вскоре мотор весело затрещал.
— Вот что значит — дело мастера боится. Спасибо, Саша, а то пришлось бы нам туго, — сказала Валентина и вдруг увидела в кабине Сашиной машины дочь завуча — Настеньку Зайкину.
— Садись! — крикнул Валентине Игорь.
Мотоцикл умчался. А Саша Голованов стоял на дороге и задумчиво смотрел вслед. Он очнулся, услышав гудок машины. Это сигналила ему сидевшая в кабине Настенька Зайкина.
Настенька… Они давно знакомы с ней, в школе когда-то сидели за одной партой и дружили. Саша часто бывал в доме Зайкиных, вместе готовили уроки.
В школе Саша привык видеть мать Настеньки, Марфу Степановну, строгой, даже очень строгой учительницей, а дома она, как и все матери, была чуточку ворчливой, но простой и доступной. Марфа Степановна угощала его чаем с ежевичным вареньем, грибами. Она жила вдвоем с дочерью одиноко и скромно. Саша еще помнит отца Настеньки, Антона Макаровича, — главного инженера бывшей Михайловской МТС. Это был веселый, добрый мужчина в неизменной кожанке, в сапогах, в офицерской фуражке с малиновым околышем. Антон Макарович дни и ночи проводил в поле. Его уважали председатели колхозов за верность слову: уж если Антон Макарович пообещал, можно было быть спокойным — сделает. Рабочие МТС и колхозники любили инженера за мягкое, отзывчивое сердце. И не напрасно вся Михайловка оплакивала трагическую, нелепую гибель Макарыча. Человек прошел всю войну, домой вернулся, а весной 1946 года утонул в реке. Ушла под лед груженная сеялками автомашина, в кабине которой ехал Антон Макарович…
Настенька была в отца — высокая, подвижная, бойкая. В школе училась она средне, уроки дома почти не готовила, списывала домашние задания с тетрадей Саши. Он понимал, что это нехорошо — давать списывать, но отказать Настеньке у него просто не хватало смелости.
Марфа Степановна вела в десятом классе литературу. Саша Голованов, бывало, заслушивался, когда она говорила о героях Горького, Островского, Фадеева, Шолохова. В то время ему хотелось быть похожим и на Павла Власова, и на Павку Корчагина, и на славных краснодонцев, и на питерского рабочего Давыдова. Героические люди! Марфу Степановну он считал человеком всезнающим, честным и самым справедливым. Ему казалось, что в мире нет более внимательной, более чуткой женщины.
Однажды произошло событие, о котором ему до сих пор вспоминать больно и стыдно. Как-то вечером он забежал к Зайкиным, Настеньки дома не оказалось: ушла куда-то к подругам.
— Ты посиди, Саша, она скоро придет, — приветливо встретила его Марфа Степановна. — Чаю хочешь?
Чай пить не хотелось, но приглашала любимая учительница, и он сел за стол.
— Как дальше думаешь устраивать свою жизнь, Саша? — поинтересовалась Марфа Степановна. — Скоро получишь аттестат зрелости. Что намерен делать?
— После десятилетки пойду в армию, постараюсь там получить специальность шофера. Вернусь, буду работать в колхозе, — откровенно делился он своими мыслями.
— А учиться?
Парень вздохнул.
— Учиться пока не придется. Сами знаете — отец и мать старые, работать уже не могут, сестре помочь нужно.
Марфа Степановна поджала губы, помолчала немного, потом осторожно начала:
— Ты, Саша, парень умный и поймешь меня. Настеньке надо учиться в институте. Вполне возможно, что ты ни о чем серьезном не думал, но должен знать, что ваша дружба — это только милое детство. Детство прошло, и если ты когда-нибудь вспомнишь о Настеньке, то вспоминай о ней только как о школьном товарище и не больше…
Саша смутился, покраснел.
— Ты должен понять, — тихо продолжала Марфа Степановна, — Настенька тебе не пара, у нее своя дорога, у тебя своя. Понимаешь ли, Саша, о чем я говорю тебе? Вижу — понимаешь, ты молодчина.
Юноша был не в силах поднять глаза на Марфу Степановну, которая говорила ему что-то такое, от чего сердце его наполнялось горькой обидой. Да нет же, ни о какой «паре» он даже не помышлял, ему просто нравилась Настенька, он безотчетно был предан ей, не мог дня прожить без того, чтобы не встретиться, не поговорить, не поспорить с ней.