Выбрать главу

Настенька давно была посвящена в его планы и клятвенно обещала писать ему в армию большие-пребольшие письма, сообщать обо всем, что бы ни случилось.

Но ни одного письма он не получил от девушки…

Потом, уже в армии, Саша понял смысл опасений его бывшей учительницы: Марфа Степановна сочла, что он не достоин ее дочери, что Настенька — девушка из другого мира, из другой, культурной семьи…

Иногда в солдатской казарме у Саши Голованова появлялось неукротимое желание написать Марфе Степановне: вы, дескать, учили меня правде, говорили, что человек человеку — друг, товарищ, брат, вы убеждали, что любовь и дружба не знают корысти, что в нашей советской действительности не может быть брака по расчету…

Нет, не написал он этого Марфе Степановне.

Из армии Саша Голованов вернулся шофером второго класса и стал работать в колхозе, заочно поступил учиться в сельскохозяйственный институт на факультет механизации.

Вскоре в Михайловку вернулась Настенька. Она несколько раз пыталась поступить то в медицинский институт, то в юридический, то в строительный, но проваливалась на экзаменах. Потом завербовалась куда-то на стройку. Поговаривали, будто на стройке выходила замуж…

И вот сейчас, отворив дверцу кабины, Настенька кричала:

— Саша, ты что, оглох? Поехали!

Он сел за руль.

— Видел, эта учительница опять с женишком своим раскатывает на мотоцикле. Я бы на твоем месте даже не остановилась.

Саша молчал, говорить ему не хотелось.

— Сегодня в Доме культуры хороший фильм, у меня есть два билета, — многозначительно сообщила Настенька.

— У тебя два билета, а у меня две контрольных, — хмуро ответил он.

— Контрольные можно отложить.

— Кино тоже может подождать.

— Саша, почему ты разговариваешь со мной сквозь зубы, как будто я в чем-то виновата перед тобой?

— Мы с тобой не виноваты друг перед другом.

Они подъехали к дому Зайкиных. У калитки, будто специально поджидая их, стояла Марфа Степановна. Увидев дочь и Сашу Голованова вместе, она счастливо улыбалась.

— Приглашай, Настенька, Сашу в гости, наливочку я приготовила, сроду такой не пробовали…

10

В десятом классе была двухнедельная производственная практика: девушки работали на колхозной ферме, юноши — в поле. Сегодня Валентина решила съездить на бригадный полевой стан, чтобы посмотреть, как живут и работают ее десятиклассники.

Узнав об этом, завуч по производственному обучению Кузьма Фокич Раков одобрительно сказал:

— Правильно. Все мы должны уделять сурьезное внимание практике.

Валентина усмехнулась, услышав это «сурьезное» внимание. Как-то Василий Васильевич положил Кузьме Фокичу на стол новую книгу «Правильно ли мы говорим», — почитайте, мол поучитесь… Раков рассердился, а ему нужно было бы поблагодарить учителя.

Вообще у Ракова, по мнению Валентины, не было ничего учительского. И в поведении, и в разговоре, и в обличье он еще сохранил черты бывшего колхозного бригадира, привыкшего к брезентовому непромокаемому плащу-дождевику, к добротным сапогам, к крепкому словцу. Кузьма Фокич был невысоким, щуплым, узкоплечим; на маленькой круглой голове задиристо топорщился ежик пепельных волос, его небольшие зеленоватые глаза всегда смотрели сердито.

— Узнайте, Валентина Петровна, как они там, да чтобы не занимались баловством, чтоб иха практика на пользу шла, — напутствовал Кузьма Фокич Раков.

…Давным-давно когда-то текла в степи небольшая, но строптивая речушка с красноватыми глинистыми берегами. Однажды расположился здесь потрепанный в неравных схватках пугачевский конный отряд, кое-как оторвавшийся от царских войск-преследователей. Думали крестьянские воины отдохнуть малость, себя подкрепить да коней накормить. Но не успели они разжечь костры, засыпать овса в торбы, как увидели на горизонте другого берега армаду неприятельских войск. Грозно сверкая штыками на солнце, войска подошли к реке, и генерал приказал рубить рощицу, чтобы строить наплавные мосты для переправы. Сердито завизжали пилы, гулко застучали топоры. С треском и стоном падали деревья. Истошно кричали над рощицей потревоженные птицы.

И туго, очень туго пришлось бы пугачевцам, если бы не повисли над землей лилово-сизые тучи, если бы не хлынул проливной дождь с грозою. Всю ночь бушевала непогода, огненные пики молний с грохотом вонзались в ковыльную степь. К утру вспенилась, забурлила река, и на рассвете повстанцы увидели, как их союзница уносит прочь приготовленные для мостов жерди и бревна, телеги с фуражом и порохом, белые кибитки с офицерскими пожитками. На том берегу барахтались в мутной воде кони и люди, слышались крики о помощи, плыли, покачиваясь, солдатские фуражки.