Перед мостом девушка не притормозила и, видимо, хотела на небольшой скорости проехать мимо, но Валентина остановила ее:
— Катаетесь, Аня?
— Как видите… Может быть, и вы желаете? Или не умеете? — с легкой задоринкой спросила ученица.
— Не хитрое дело.
Аня Пегова улыбнулась.
— Мне кажется, наоборот — велосипед самая сложная машина в мире. Шутка ли — человек мчится на двух колесах и не падает. Это же чудо! Хотя чудо объясняется простым законом физики…
— Я вижу, Аня, вы очень увлекаетесь физикой.
— Ой, что вы, терпеть не могу, — отмахнулась Пегова. — Физика — самая скучная наука, законы, формулы, и ничего для души. Я на стороне лириков.
— В таком случае странно.
— Что же тут странного?
— Если сами не любите физику, не мешайте другим, тем, кто ее любит.
— Ах, вот вы о чем, о сорванном уроке… В таких случаях положено извиняться и добавлять: «Я больше не буду». К сожалению, я теперь действительно больше не буду.
— Почему «к сожалению»?
— Так мне больше нравится.
— Вы разве не знаете, что в коллективе не всегда можно делать то, что хочется и что нравится?
— Знаю. А вы знаете, что весь наш коллектив терпеть не может эту Подрезову… А вы знаете, что между собой мы называем ее «недорезанной».
«Интересно, а как они меня называют между собой», — промелькнуло в голове Валентины.
— Да разве это учительница, которая бубнит по учебнику…
Валентина и сама была невысокого мнения об уроках Подрезовой, но сейчас она строго предупредила:
— Я вам запрещаю так непочтительно говорить о Серафиме Владимировне! Она — ваша учительница, ваш старший товарищ.
— Товарищ, — криво усмехнулась девушка. — Понимаю, это ваше право — запрещать… Вообще многое нам запрещается. А почему? Каждому из нас восемнадцатый год. А на что способен человек в таком возрасте? Пушкин уже написал «Руслана и Людмилу», Моцарт был известным композитором. Аркадий Гайдар командовал полком. Герои Краснодона и «Искры» тоже были нашими ровесниками.
«Знаю, откуда твои слова, доводилось читать», — подумала Валентина, но не сказала об этом.
— А на нас в школе смотрят как на несмышленышей, — с обидой продолжала Пегова. — Серафима Владимировна до сих пор называет нас детьми… А разозлилась она потому, что слыхом не слышала о квантовой теории. Да что там говорить! Вы тоже заодно с Подрезовой! — неожиданно заключила она и хотела было вскочить на велосипед.
— Погодите, — задержала девушку Валентина. У нее пропала всякая охота ехать в Шафраново к Игорю. Зачем она поедет и что скажет ему? Было больно от того, что Аня Пегова и, должно быть, остальные десятиклассники считают ее такой же, как Подрезова, и не знают, что именно из-за них пришлось ей схватиться сперва с физиком Серафимой Владимировной, потом с Марфой Степановной.
Они вдвоем стояли на мосту. День был холодный, хмурый, небо плотно задернуто серыми тучами. Валентина видела, как зябко блестит неприветливая осенняя река, плывут и плывут по воде эскадры опавших желтых листьев.
— Не каждому дано совершить в юности что-то особенное, о чем говорили бы после нас, — нарушила молчание Аня Пегова. — Мы живем слишком буднично…
Их разговору помешали подъехавшие на велосипедах Люся Иващенко и Федор Быстров.
— И вы здесь, Валентина Петровна? Решили съездить с нами за рябиной? Почему ж без транспорта? — с едва заметной усмешкой поинтересовалась Люся.
— Нет, я не собиралась ехать за рябиной.
— Как жалко, — притворно вздохнул Быстров. — Мы ведь и заблудиться можем без классного руководителя…
Подъехали остальные десятиклассники, и Валентина догадалась, что они еще раньше договорились меж собой совершить прогулку на велосипедах.
«Молодцы. Дружные, — в мыслях похвалила она. — Странно, почему же нет Зюзина и Туркова?»
Федор Быстров пошептался о чем-то с Аней Пеговой, что-то сказал тихонько Люсе Иващенко, а потом, покачивая головой, заговорил:
— Вот, намереваемся ехать, а кто в пути за порядком следить будет, за дисциплиной… Валентина Петровна, возглавьте очередное мероприятие, — с нарочитым простодушием попросил он.