— Снова пиши, пиши, — подсказывал Афанасий Коржиков.
Зорич отмахнулся: дескать, в камень стрелять — только стрелы терять.
Так и не удалось им с Коржиковым отвоевать ни одного дня. Зорич просидел семь лет. На прощанье Коржиков подарил ему солдатскую гимнастерку с шароварами, чиненые-перечиненые кирзовые сапоги с широкими голенищами, брезентовый ремень.
— Будь здоров, учитель. Кланяйся воле!
Зорич получил документы, полторы тысячи рублей денег, заработанных за все годы, и вышел за ворота лагеря. Боже мой! Кругом неудержимо бушевала весна, а небо и солнце были до того яркими, что у Николая Сергеевича заболели глаза. И странным показалось ему то, что вчера, позавчера, неделю назад не замечал он этой яркости. Работал он каменщиком на стройке, окруженной внушительной загорожей с наблюдательными вышками, и бывало, что приказывали ему сходить по делам в другую такую же зону, где работали заключенные, он ходил без конвоя по улицам да переулкам, однако же не замечал, как говорится, ни зимы, ни лета… И вот сейчас остановился посреди улицы, дивясь и любуясь молоденькой зеленью старого, не тронутого войной тополя, и в душе зазвенела веселая, похожая на детскую считалочку, песенка: «Я свободен, ты свободен…» Но в следующую минуту песенка эта стала грустнеть, затихать, а вместо нее потекли беспокойные мысли: что делать? куда податься?
— Да поспеши к жене и дочери, — приказал себе Николай Сергеевич. — Галя узнает правду, и все у нас наладится…
В пассажирском вагоне Николай Сергеевич наметанным глазом заметил подозрительное поведение двух солдат и молодой чернявой женщины. Они перешептывались, поглядывали в его сторону, потом один из солдат подсел к нему, поинтересовался:
— Далеко ли, мужик, едем?
Он ответил.
— Во, и мне туда! — нарочито обрадовался солдат.
Когда поезд остановился, Николай Сергеевич взял чемодан, сошел на перрон, и тут солдаты схватили его за руки.
— В чем дело, товарищи? — спокойно спросил он.
— Он еще спрашивает, «в чем дело»! — закричала чернявая женщина. — Я ж тебя, Кожухарь, запомнила, я ж тебя, полицейская шкура, узнала!
Вокруг уже толпились возмущенные и любопытствующие зрители, сквозь толпу продрался плотный мужчина на костыле, гневно цедил:
— Мы ноги теряли, а ты, гадина, кому служил? — За кого-то держась, он размахивал костылем и готов был огреть им «гадину».
— Тихо, граждане, тихо, — послышался чистый, басовитый голос милиционера. — Что тут происходит?
Толпа возбужденно загомонила: пойман, мол, предатель, который жег, убивал, насиловал, вешал своих…
Солдат рванул из рук Николая Сергеевича чемодан. Чемодан раскрылся, и на перрон высыпалось его содержимое: свертки с подарками Гале и Вареньке.
В гомоне, в хаосе голосов Николаи Сергеевич расслышал:
— Ишь как спокойно держится…
— Похож на нашего учителя истории…
Он понимал, что объясняться бесполезно: не поверят, что ему за милую душу тумаков могут надавать, и надеялся только на милиционера, который по закону не должен был допустить до применения костыля…
Расстегнув кобуру, милиционер басил:
— Собрать вещи задержанного. Так. Теперь дорогу. Пошли! Чья машина? Кто шофер? Ну-ка заводи, поехали! — солидно распорядился милиционер на привокзальной площади.
Николай Сергеевич ехал в кузове грузовой машины, заинтересованно смотрел по сторонам.
Городок, где они с Галей начинали когда-то учительствовать, был разрушен войной: рухнуло здание керамического техникума, обгоревшим стоял Дворец пионеров, на месте кинотеатра «Искра» — скверик с фонтаном. Но город уже залечивал раны. Пройдет не так уж много времени, и вновь зашумит детвора в своем дворце…
А вот и его школа — похожая и непохожая. Она стала больше, на этаж выше и выглядела нарядно. Размахивая вместо портфелей и ранцев отцовскими фронтовыми сумками, спешили ребята — вторая смена! И ему захотелось забарабанить кулаками по кабине или даже соскочить на ходу и кинуться туда, в школу… Но в кузове с ним едет милиционер с расстегнутой кобурой.
Машина остановилась у незнакомого дома.
— Слезай, приехали! Пошли к начальнику! — милиционер грубовато подталкивал Николая Сергеевича, а в кабинете начальника милиции преданно гаркнул: — Товарищ майор, разрешите доложить: задержан бывший полицай!
«Везет мне на майоров», — усмехнулся про себя Николай Сергеевич. Не ожидая приказа, он достал из кармана гимнастерки документы, положил их на стол.