— А что, если бы я вам предложил быть операционной сестрой?
— Вы? Предлагаете мне? — Клавдия Николаевна растерянно смотрела на доктора, и ей вдруг показалось, что он зло шутит, потому что, видимо, уже наслышался о ней всякой всячины.
— Вы человек опытный, вы поможете мне…
Он говорил искренне, и это подкупало Клавдию Николаевну. Еще не веря, что доктор предлагает ей всерьез, она тихо спросила:
— А как же главврач?
— Да ведь не ему работать с вами.
Смяв потухшую папиросу, Клавдия Николаевна щелкнула по стеклу манометра, точно хотела подбодрить ленивую стрелку, потом, не глядя на собеседника, с прежней угрюмостью проговорила:
— Руки у меня отвыкли от стерильного столика. Поищите другую сестру.
Василий встал и молча отошел от автоклава. Он сперва думал, что нашел путь к сердцу Луговской и ему легко удастся убедить ее встать к операционному столу, но вдруг — отказ…
У запасливой Ивановны все лето хранился в погребе заготовленный зимою лед, и она потчевала квартиранта доктора отличной холодной окрошкой из хлебного кваса. Василию полюбилось это блюдо с кусочками скользких льдинок, с рубиновыми половинками редиса и хрустящей зеленью лука. Обедали обычно втроем, по-семейному, — Ивановна, внучка Иринка и он, Василий. Иринка сперва стеснялась квартиранта, но потом осмелела и теперь за стол без него не садилась. Василий тоже привык к заботливым хозяйкам и чувствовал себя у них, как в родной семье.
Сегодня, подавая на стол окрошку, Ивановна как бы между прочим сообщила доктору:
— Прудникова намедни прибегала. Узелок вам принесла какой-то. Да вот он. — Ивановна достала из-под лавки узел и положила его на стол.
— Интересно! — воскликнула Иринка. — Я развяжу, Василий Сергеевич. Можно?
Василий в недоумении следил, ка-к девушка развязывала узел и вдруг увидел чуть тронутый желтизной кусок свиного сала, с десяток яиц и что-то завернутое в промасленную тряпицу.
— Передать вам велела, — сказала Ивановна.
Василию стало не по себе. Краснея, он сидел за столом, точно на горячих углях, и растерянно поглядывал то на Иринку, то на Ивановну, как бы спрашивая: «Что это значит? Зачем это?»
Перед отъездом в район кое-кто из сотрудников шутя говорил Василию, что в селе простые нравы, что там в знак благодарности за лечение будут носить доктору и курочек, и уточек… Посмеиваясь, Василий тогда принимал слова коллег за безобидную шутку и совсем не думал, что ему самому придется столкнуться с этим, и вдруг на тебе — ему принесли подачку… Он готов был сквозь землю провалиться от стыда и неловкости, будто совершил что-то недостойное.
— Зачем же вы брали, — с болью проговорил Василий.
— Да ведь не знала я, — оправдывалась хозяйка.
— Вот нахалы! — возмутилась Иринка, торопливо завязывая узел. — Я им сейчас отнесу…
— А ты потише, потише, молода еще людей корить, — прервала внучку Ивановна. — Человек, может, от чистого сердца.
— Я вас прошу, очень прошу — никогда и ничего не берите, — сказал расстроенный Василий.
Окрошка показалась ему невкусной. От холодного кваса ныли зубы.
В тот же день Иринка все-таки отнесла злополучный узел Прудниковым, а потом с возмущением рассказывала Василию, что им нужна была врачебная справка, чтобы вызвать из воинской части сына сержанта в Федоровку на свадьбу.
За всякими законными и незаконными справками частенько обращаются к врачу люди, и неприятностей из-за этих справок бывает много, а обид еще больше. Вот и сейчас, уронив на колени большие узловатые руки, у стола, на краешке табуретки, сидела пожилая колхозница.
— Сын ко мне на денек с целины заехал, два годочка не видела. Коровка у меня отелилась, молочком попоила б сынка, да ехать ему надобно. Ты уж, голубчик доктор, пропиши, будто захворал он — пусть поживет денек-другой у матери, — простодушно просила женщина.
— Может быть, он действительно болен?
— Что ты, что ты, голубчик доктор, — быстро возразила мать, — здоровехонек, с версту вымахали На целине, рассказывает, в палатках зимой жил, промерзал, а от болезней бот миловал. Сроду не хворал он у меня ни корью, ни шкарлатиной. Ты уж, голубчик доктор, войди в мое материнское положение. За день-то и не нагляделась на сынка своего. Поживет лишний денек, а потом пусть едет…
Василий и рад бы «войти в материнское положение», и жаль ему было отказывать пожилой женщине, но голос врача предупредительно твердил: «Ты не имеешь права, ты не должен писать ложные справки, не оступись…»
— Извините, не могу выдать справку о болезни вашему здоровому сыну, — смущенно проронил он.