Женщина тяжело вздохнула и горестно поджала губы.
«А что, если бы вот так же пришла к доктору твоя старая мать и получила отказ? Что подумал бы ты о докторе?» — пронеслось в голове у Василия. Он потянулся за больничным бланком, но тут же отдернул руку.
В приемной появился Борис Михайлович. На нем аккуратно отглаженный двубортный халат, на голове белая шапочка, шею обвивали красные резиновые трубки фонендоскопа.
— Что, Арина Петровна, приболела? — спросил он у женщины.
— Ох, нет, голубчик Борис Михайлыч, сынок приехал, за него просить пришла, — и женщина все тем же умоляющим голосом поведала о своей просьбе. Глаза ее увлажнились и по морщинистому лицу текли слезы.
— Ну что ты, что ты, Арина Петровна, горю твоему легко помочь, — с доброй уверенностью успокоил ее Борис Михайлович. — Вот тебе справочка на денек, пусть погостит герой-целинник.
Женщина и плакала и улыбалась, благодаря доброго доктора. Прижав к груди дорогую бумажку с больничным штампом, она торопливо покинула кабинет.
Будто отвечая мыслям Василия, главврач сказал:
— Ну как тут откажешь матери…
«А я отказал. В самом деле, что стоило написать эту справку. Сухарь ты бесчувственный», — упрекнул себя Василий.
Чаще всего амбулаторный прием они проводили вместе — за одним столом сидел Василий, за другим Борис Михайлович. Василий чувствовал себя неуверенно, особенно, если к нему обращались люди с нехирургическими заболеваниями. Он по-студенчески долго, очень долго расспрашивал каждого о заболевании, потом выстукивал, выслушивал, порой чувствуя, что пациенты теряют терпение и с надеждой посматривают на Бориса Михайловича.
Однажды Василий даже услышал неприятный разговор в коридоре:
— Нынче опять новый принимает?
— Он самый. В час по чайной ложке.
— Приду завтра к Борису Михайловичу.
Василий видел — многие стараются попасть на прием к Лапину и, подавив обиду, он всегда с затаенной завистью посматривал на главврача. Тот вел прием легко и быстро и вид у него был человека всезнающего, не обремененного сомнениями. Такие врачи пациентам нравятся, к таким врачам люди идут охотней. Борис Михайлович был врачом опытным: он задаст два-три точных вопроса, и человек подробно расскажет о своем заболевании — все ясно, все понятно, остается только назначить лечение. Он был на приемах весел, хорошо настроен и пациенты уходили от него повеселевшими, чуть ли не здоровыми.
«Если больному после беседы с врачом не становится лучше, то это не врач», — говорил когда-то знаменитый русский медик. Василий знал эти слова и с огорчением отмечал, что пациентам после беседы с ним не становилось лучше.
— Ты, дружище, не учитываешь психологию людей, — пояснял Борис Михайлович. — У тебя только что был человек с ушибом плеча. Все ясно, как день, а ты давай копаться в его легких, в сердце, живот мять и вдобавок спрашиваешь — не бывает ли одышки при быстрой ходьбе, не темнеет ли в глазах при наклоне. Человек слушает, отвечает, а в душе посмеивается над тобой — вот, мол доктор чудаковатый: плечо болит, а он пяткой интересуется…
— Но я хочу лечить не болезнь, а больного, — возразил Василий.
— И лечи себе на здоровье, а зачем же ворошить старые болячки? А потом, дружище, ты забываешь о другом. Знаешь, что такое ятрогенные заболевания? Заболевания, навеянные врачом. Ты между прочим спросил об одышке, а человек станет думать и думать о ней, а потом и явится к тебе же с жалобой на одышку. Врач должен быть осторожным и помнить главную заповедь: не вреди!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Сквозь сон Василий услышал чей-то голос, но никак не мог понять, кто зовет его. Открыв глаза, он увидел: комната залита ярким солнечным светом. В отворенных дверях стоит хозяйка Ивановна.
— Василий Сергеевич, проснитесь, вас вызывают в больницу.
— Сейчас, — Василий вскочил с постели.
За дверью слышался тревожный шепот санитарки:
— Сама принесла его на руках, а кровь так и хлещет, так и хлещет.
— Батюшки-светы, да как же его угораздило, сердешного? — скорбно спрашивала Ивановна.
На ходу застегивая рубашку, Василий вышел на кухню.
— Что случилось?
— Ой, Василий Сергеевич, такая беда стряслась. Брагина принесла своего сына Колю. Не знаю, успеете ли, — со слезами в голосе сообщила санитарка.
Василий не стал расспрашивать, кто такая Брагина и что произошло с ее сыном. Хотя он почти бежал, но пути, казалось, не будет конца. В ушах неотвязно звучали слова: «Не знаю, успеете ли…»