Первое время трудновато приходилось ему на посту председателя: Антонов нет-нет да и повысит голос на кого-нибудь из односельчан, как бывало повышал в стрелковой роте, а потом вошел в роль и теперь, как он выражался, осуществлял всю полноту власти в родном селе.
Сейчас, расхаживая по кабинету, Антонов с жаром говорил Грушко:
— Согласен, электричество надо проводить в больницу. А денежки?
— Опять ты за старое…
— Да, Тихон, опять за старое. Больница на бюджете района, вот пусть район и раскошеливается. Ко мне как-то приходил Борис Михайлович, и я ему посоветовал писать начальству.
— Ах, Дмитрий, Дмитрий, удивляюсь, и когда ты успел бюрократом стать, — с притворным вздохом ответил Грушко. — Писать начальству — это легче всего, но пойми ты, голова садовая, не начальство, а наши люди лечатся в больнице. А вдруг тебе самому придется ночью лечь на операционный стол.
— Что ты, что ты, — замахал руками Антонов, — типун тебе на язык за такие пророчества. Да я в армии этих операций хуже инспекторских боялся, однажды даже удрал из госпиталя, — продолжал он и вдруг смолк, увидев кого-то за окном.
Грушко тоже выглянул в окно.
— Я ему про дело толкую, а он никак не может оторвать взгляд от Татьяны.
Антонов как-то сразу преобразился, расцвел. Он поправил галстук, пригладил рукой темно-русые кудри, и его карие глаза как бы говорили: она идет сюда…
Тобольцева на какое-то мгновение задержалась в дверях, будто не решаясь войти, потом шагнула в кабинет.
— Вот хорошо, что я встретила вас обоих, — сказала она.
— А мне казалось… — начал было Грушко, но Антонов метнул в его сторону такой взгляд, что Тихон Иванович осекся, потом, словно спохватившись, сбивчиво проговорил: — Совсем забыл… нам же с Семеном Яковлевичем в поле ехать…
Тобольцева и Антонов остались вдвоем.
— Садись, Танюша, я очень рад, что ты пришла.
— Я к тебе по делу, Дмитрий. Кончился учебный год, пора думать о летнем ремонте школы.
— Да, да, Танюша, ты права — пора. Я уже думал и о ремонте и о тебе. Больше о тебе, конечно…
— Дмитрий…
— Не веришь? Только о тебе, — он хотел взять ее руку, но в кабинет без стука вбежала одна из покупательниц.
— Дмитрий Дмитриевич, тебя срочно в магазин требуют, — скороговоркой сообщила она.
— Хорошо. Сейчас приду, — с досадой сказал Антонов.
…Василий спросил у Коли, какую он выбрал книгу, но по глазам мальчика было заметно, что он готов забрать все книги с магазинной полки.
— Подайте, пожалуйста, «Звезду Кэц» Беляева, — попросил у продавщицы Василий. Та подошла к полке и долго не могла найти нужную книгу.
— Да вон лежит в голубой обложке, — нетерпеливо подсказывал Коля.
Продавщица наконец-то протянула покупателям книгу, и на обложке ее Василий заметил отпечатки масляных пальцев.
— Хоть с пятнами, а книга отличная.
Мальчик ухватил книгу и, позабыв поблагодарить, опрометью бросился к выходу. Он словно боялся, что доктор может раздумать, и тогда не видать ему такого чуда, как «Звезда Кэц», в своей собственной библиотеке.
Василий осматривал магазин. Здесь было неуютно, темно. Старый «Патент» был до того засижен мухами, что трудно было разобрать, что в нем написано. Рядом с папиросами и махоркой лежали конфеты и пряники. Консервные банки, коробки кукурузных хлопьев почернели от мушиных пятен.
— Скажите, товарищ продавщица, у вас всегда вот так? — спросил он.
— Как? — не поняла она.
— Грязно.
Продавщица окинула доктора неловким взглядом и бойко отпарировала:
— Нет, только сегодня!
— Вы очень способный человек.
— Почему? — опять не поняла она.
— За один день сумели навести в магазине такой беспорядок, что другому человеку на вашем месте понадобился бы целый год.
— А что я могу сделать одна?
— Халат для себя могли бы выстирать? Неужели вам не стыдно стоять за прилавком в таком виде?
Притихшие женщины слушали, как доктор отчитывал продавщицу и одобрительно поддакивали, а как только в магазине появился Антонов, снова зашумели хором.
Он вертел головой то в одну, то в другую сторону, не зная, кого слушать, а потом зычно крикнул: