— Операция? Что там такое? — заинтересовался Лапин.
— Чур, о делах ни слова, — с шутливой решительностью заявила Лариса Федоровна. — Да отдохните вы от больничного запаха. Проходите, Василий Сергеевич.
В комнате, где они при первой встрече обедали, Василий увидел продавщицу.
— Василий Сергеевич, вы незнакомы?
— Ну как же, мы с доктором успели познакомиться, — сказала продавщица. Она бесцеремонно протянула ему руку с двумя кольцами на пальцах и назвала свое имя — Маша.
Там, в магазине, Маша показалась Василию полной, нескладной, а теперь он видел перед собой стройную молодую женщину, очень подвижную и разговорчивую. Она без умолку рассказывала всякие районные новости, которые только сегодня привезла из Заречного. Было заметно, что продавщица чувствует себя у Лапиных, как дома.
— Машенька, но когда ты успела познакомиться с Василием Сергеевичем? — прикинулась неосведомленной Лариса Федоровна.
— О, наше знакомство было дорогим, оно стоило мне сотню рублей штрафа.
Василий смутился.
— Говорят, если при первой встрече люди ссорятся, значит, дальше будут жить мирно. Как относится к этому поверью медицина? — спросила продавщица у Василия.
— Я, например, отношусь отрицательно, — ответил вместо него Лапин. — Если врач живет с работниками торгующей сети мирно, это уже патология.
— Ты не должен путать деловое с личным, — вставила хозяйка.
— Сдаюсь, — поднял руки Борис Михайлович и, описав ими круг, продолжал: — Одно дело, когда люди встречаются при исполнении служебных обязанностей, и совсем другое — в домашней обстановке!
Борис Михайлович говорил непринужденно и как будто искренне, но в его голосе Василию слышалась какая-то фальшь. Ему хотелось отозвать в сторонку Лапина, чтобы рассказать о поступке фельдшера Соломки, но женщины, точно разгадав это намерение, не давали ему опомниться.
— Василий Сергеевич, как вам нравится Радж Капур в кинофильме «Бродяга»? — спрашивала Маша.
— Простите, я не видел этого фильма.
— Обязательно посмотрите. Чудесная картина! Какая музыка, какой балет! А какая там любовь…
Лариса Федоровна изучающе поглядывала на доктора, силясь разгадать, какое впечатление произвела на него интересная женщина.
— Подожди, Машенька, соловья баснями не кормят, — сказала она. — Помоги-ка мне управиться с пельменями. Пусть мужчины поскучают немножко.
Когда женщины вышли на кухню, Василий рассказал Борису Михайловичу о колхознике Петрове.
— Пешком? С острым аппендицитом? — возмутился главврач. — Ну, теперь Соломка у меня от выговора не уйдет. Я ему покажу, где раки зимуют. Какая вопиющая неграмотность, какое закоренелое невежество! Вот тебе еще одно доказательство, что фельдшер есть фельдшер. Такой же и Глыбин, хотя ты считаешь его медиком опытным. Да, да, такой же, — повторил Борис Михайлович. — Ты за ним присматривай, а то преподнесет пилюлю, не расхлебаешь потом. — Он помолчал немного и настороженно спросил: — Ты докладывал о Петрове Моргуну? Нет. Очень хорошо, что мне сообщил. Я устрою Соломке веселую жизнь. Как прошла операция?
— Нормально.
— Везучий ты, дьявол, — заулыбался Борис Михайлович, хлопнув собеседника по плечу. — На днях буду звонить в область и обязательно сообщу профессору о твоих успехах. Пусть порадуется старик!
Василию тоже хотелось иногда написать профессору об этих успехах, но он благоразумно говорил себе: погоди, не хвастай, успехов у тебя еще нет и ты делаешь пока только первые шаги, первые робкие шаги. И если он писал, то письма его состояли из вопросов, как поступить в таком-то случае, что делать, если произойдет то-то. Профессор отвечал обстоятельно, и письма его были похожи на лекции.
Порою Василий поругивал себя за назойливость. Имеет ли он право отнимать время у доброго, занятого профессора? А когда попробовал однажды послать письмо с коротким сообщением, дескать, жив, здоров, Казанский все-таки прислал ему подробное описание сложной операции, которую сделал другой его ученик, знакомый Василию доктор, уехавший далеко на Север…
…Маша внесла окутанные белесым облаком пара пельмени.
— Какая чудесная закуска, — нараспев проговорила она.
— В чем же дело, Машенька? — спросил Борис Михайлович.
— А в том, что промчался век догадливых мужчин. — Маша взглянула на Василия, как бы спрашивая: а вы догадливы, доктор? И вместе с пельменями поставила на стол бутылку коньяку.
По всей вероятности, у хозяев было все учтено и рассчитано: гостей они посадили рядышком.