Будто напоминая Донцову о его обязанностях внимательного кавалера, Борис Михайлович сказал:
— Разреши-ка, женушка, поухаживать за тобой.
— Да, да, пожалуйста, — согласилась та и вскинула глаза на Василия. «Следуйте примеру мужа и не смущайтесь, ваша соседка ждет и будет рада вниманию…» — говорил ее взгляд.
Маша была хорошо настроена. Чувствовалось, что она вполне довольна соседством, и, с лукавинкой наблюдая, как доктор подкладывал ей в тарелку пельмени, предупреждала:
— Ой, Василий Сергеевич, довольно. Вы очень щедры… — И она как бы невзначай касалась пальцами его руки. Пальцы у нее были горячие, сухие.
Поздно вечером проводив гостей, Лариса Федоровна сказала мужу.
— Так-то оно лучше, чем устраивать петушиные бои в больнице из-за пустяков.
Пока Василий и Маша гостевали у Лапиных, над Федоровкой успел прошуметь короткий ливень, и на улице было темно и скользко. Кое-где маслянистыми пятнами поблескивали небольшие лужи.
Маша поскользнулась и вскрикнула, но Василий вовремя подхватил ее под руку.
— Спасибо, — поблагодарила она.
— Разрешите поддерживать вас?
— Да, да. Вдвоем идти безопасней.
Они подошли к ее дому.
— Ах, боже мой, и некому ставни закрыть. Мама уехала в гости к тетушке на целую неделю, а я теперь одна хозяйничаю, — тихо проговорила Маша и снова как бы невзначай коснулась его руки. Потом она отворила калитку и тихо позвала:
— Зайдемте на минутку.
Василий хотел отказаться — поздно уже, но вдруг почувствовал в своей руке мягкую женскую ладонь. Он осмотрелся по сторожам — вокруг было темно и тихо, только где-то в переулке надсадно урчал мотор засевшей в грязи автомашины.
В темной комнате Василий чиркнул спичку, чтобы зажечь лампу, но Маша дунула на вспыхнувший огонек.
— В своем доме я хорошо ориентируюсь без огня, — как-то неестественно громко рассмеялась она и, бесцеремонно взяв гостя за руку, подвела его к дивану. — Садитесь, Вася, — и сама села рядом, доверчиво прижавшись к нему…
Борис Михайлович действительно хотел было вызвать Соломку и «всыпать» ему как положено, однако оперированный Петров чувствовал себя нормально, послеоперационный период протекал гладко, без осложнений, и главврач решил оставить в покое провинившегося фельдшера.
«Зачем шум поднимать, все обошлось благополучно», — рассудил он.
В ординаторской Борис Михайлович взял в руки историю болезни Петрова и вдруг, словно обжегшись, бросил ее на стол. Сердце его похолодело — в истории болезни черным по белому было записано рукой Донцова: «По вине участкового фельдшера Соломки больной с приступом острого аппендицита прибыл в больницу пешком…». А что если документ с подобной записью попадет в руки какой-нибудь комиссии или увидит его Моргун, который имеет дурную привычку копаться в историях болезней? Значит, ожидай разгромного приказа…
Чертыхаясь, Борис Михайлович нервно шагал из угла в угол по ординаторской и не знал, что делать. У него было мелькнула спасительная мысль: скомкать историю болезни, сунуть ее в карман, дескать, пропала, и концы в воду… Да, но лечащий врач обязан восстановить утерянный больничный документ, а где гарантия, что Донцов опять не впишет ту злополучную фразу «по вине фельдшера Соломки…»?
«Формалист, буквоед», — с возмущением думал о хирурге Лапин. Ему сейчас вообще хотелось кого-нибудь отругать, на ком-то сорвать кипевшую злость.
На глаза попалась дежурная сестра Вера Богатырева, вошедшая по каким-то делам в ординаторскую.
— Почему не отмечена температура больной? — хмуро спросил главврач. — Я назначил термометрию через каждые два часа, а где данные?
— Я сейчас проставлю, — виновато проронила сестра.
— Это надо было давно сделать! Спите на дежурстве! Выговор получить захотели! — прикрикнул он.
Испуганная Вера бросилась к столу, чтобы тут же отметить данные термометрии и, нечаянно задев локтем пузырек, разлила чернила.
— Что вы наделали! — ужаснулся Борис Михайлович, но вдруг глаза его радостно вспыхнули: чернильный ручеек, пробежав по истории болезни Петрова, как будто специально залил ту неприятную донцовскую фразу о Соломке.
«Молодец, Богатырева», — удовлетворенно подумал Борис Михайлович, а вслух гневно говорил:
— Заляпали чернилами больничный документ. На что он теперь похож! Где ваша аккуратность!
— Я перепишу историю болезни, — тихо пообещала дежурная сестра.
— Еще чего не хватало, — быстро возразил Борис Михайлович.
Вера стояла с опущенной головой и ничего не могла сказать в свое оправдание. Конечно, она кругом виновата. Слезы подступили к горлу, но Вера сдержала их.