«Мужественно отвечай за свои проступки», — подбадривала себя девушка.
…Отругав для порядка дежурную сестру «за небрежное отношение к важному лечебному документу», Лапин чувствовал себя самым отличным образом. Оставшись наедине с Василием, он сокрушенно вздыхал:
— Беда с этими сестрами — то одно, то другое. Мы, дружище, должны быть построже с ними. Либерализм к хорошему не приводит.
— По-моему, ты напрасно поднял шум из-за этой истории болезни, — живо перебил Василий.
— Нет, дружище, не напрасно, — подхватил Борис Михайлович. — И ты не хуже меня понимаешь: аккуратная история болезни — это лицо больницы, это, если хочешь знать, свидетельница нашей с тобой работы.
— Я больше признаю другое. Петров пошел на поправку — вот свидетель!
— Это, конечно, так. Но не забывай, дружище, что начальство поинтересуется не Петровым, а его историей болезни. Петров уйдет, а история болезни останется, ее вынь да положь начальству. Это наш документ! — убежденно говорил Борис Михайлович. После небольшой паузы он с нагловатой ухмылкой спросил: — Ну, как вчера? Не обидела тебя Маша?
Василий густо покраснел. Ему было невыносимо стыдно за вчерашний вечер, и он готов был послать ко всем чертям и сводников Лапиных и чересчур податливую продавщицу.
Толкнув плечом Василия, Борис Михайлович подмигнул.
— Не тушуйся, дружище, она баба добрая…
— Оставь меня в покое, — оскорбленно пробормотал Василий и ушел из кабинета. Весь день он чувствовал себя скверно, будто наплевали ему в душу. Казалось, что все знают о его вчерашнем похождении и относятся теперь к нему, доктору, не так, как прежде. Ему неловко было смотреть в глаза дежурной сестре, в глаза Корнею Лукичу…
«И зачем я пошел с этой Машей», — зло упрекал себя Василий.
Корней Лукич удивленно пожимал плечами, не понимая, что такое стряслось ныне с Василием Сергеевичем?
«Видно, трудновато привыкается человеку в селе», — решил он и не осуждал доктора. Сам Корней Лукич, например, ни на какие красивые города не променял бы Федоровку. Издавна полюбился ему этот просторный край с шальными ветрами, с горячим летним солнцем, с непроглядными зимними буранами. И напрасно дети звали в города — сын в Свердловск, дочь в Киев. Что ему там делать? Да и как он может покинуть свою больницу? Корнею Лукичу казалось, что без него и больница захиреет и больничный сад пропадет, засохнет…
«Привыкнет и Василий Сергеевич», — уверенно думал старый фельдшер, и ему всегда хотелось как-то скрасить жизнь доктора в Федоровке. Он рассказывал ему занимательные легенды из истории села, водил на рыбалку, уверяя, что лучших сазанов, чем в Песчанке, нигде не найти, ездил с ним на вызовы и с удовлетворением замечал, что Василий Сергеевич увлекся работой, полюбил больницу. И вдруг сегодня захандрил, на него даже смотреть больно — сидит мрачнее тучи…
— Сноха беляшей настряпала. Зайдемте ко мне, Василий Сергеевич, — пригласил фельдшер.
Василий был рад этому приглашению.
…Вечером, возвращаясь от Корнея Лукича, Василий остановился у освещенных окон дома Тобольцевых и его снова потянуло завернуть к ним на огонек. После того случая, когда Татьяна вызывала его ночью к больной матери, он получил моральное право беспрепятственно заходить сюда, чтобы проведать пациентку, и с удовольствием пользовался этим правом. Конечно, она могла бы прийти к нему на амбулаторный прием, но доктор считал более полезным для здоровья Варвары Платоновны свои вечерние визиты в их дом.
Мать и дочь встречали его радушно, и только сам хозяин дома недовольно хмурился при каждом появлении доктора. Семен Яковлевич видел, что жена уже давно позабыла о своей, быть может, случайной колике, но просит доктора не забывать, приходить почаще. Замечал Тобольцев и другое: Татьяна уж слишком ласкова с этим Донцовым. Сказать ему, дескать, друг любезный, нельзя ли для прогулок подальше выбрать закоулок, Тобольцев не мог, потому что врач выполняет свой долг… Сказать жене, что она здорова и нечего приглашать врача, он тоже не решался: а кто ее знает, здорова она или нет.
«Хитер доктор, ничего не скажешь, — злился Тобольцев. — Ну да меня не перехитришь»…
Сейчас Василию вспомнилось, как однажды завернул он к Тобольцевым на огонек. Варвара Платоновна была дома одна.
— Диету соблюдаете? — поинтересовался Василий.
Варвара Платоновна уверяла: и диету соблюдает, и лекарства принимает.
— Все, как вы прописали, Василий Сергеевич.
Он стал прощаться…