Дом и снаружи казался не маленьким, а внутри так и вовсе подавлял высотой голых стен. В дальнем конце холла даже высилось две или три колонны. С правой стороны висели портреты родовитых предков, выписанные с такой достоверностью, что казалось одна из дам на картине вот-вот положит свой пышный воротник вам на плечи, а грустный мужчина с трубкой обернется и не менее грустно попросит стереть пыль с его усов, которые от нее кажутся уже седыми. Я улыбнулась.
— Вы находите моего деда смешным? — тут же последовал угрожающий вопрос хозяйки дома. Казалось, даже сам дед на портрете вздрогнул от ее тона.
— Мне просто пришло в голову, что ему бы не понравилось иметь седые от пыли усы.
— Леди Николетта, если вы отвечали за уборку пыли при дворе, это не значит, что у вас есть право делать замечания в других домах.
Вот так вот, сказала не подумав — получай. Мысленно убрав свое красноречие в дальний угол и на всякий случай придавив его парой-тройкой правил приличия, я решила с этих пор давать только односложные вежливые ответы.
— Простите, я не имела в виду ничего плохого.
— Еще бы. Боги при рождении дали мне слишком много доброты, и все этим пользуются.
Следуя за леди Радой, я даже прикрыла рот ладонью, чтобы оттуда не зачирикала какая-нибудь новая неуместная мысль.
Мы вошли в одну из малых гостиных — малой в этом доме она называлась несмотря на то, что по площади соответствовала половине нашего скромного жилища.
— Садитесь, леди Николетта. Нет, не сюда, вот на это кресло. Не трогайте подушку: ее вышила моя сестра, и она дорога мне как память. И не смотрите на этот фикус: он чахнет от слишком пристального внимания. Не расправляйте юбки так сильно: у меня новая служанка, она может на них наступить.
Я замерла на краешке кресла в неестественной позе, теперь и вовсе боясь пошевелиться. Вдруг наступлю на любимую плитку двоюродного деда хозяйки, или, не дай Боги, чихну на фамильного паука.
— Расслабьтесь, милочка, расслабьтесь. Мы люди хоть и титулованные, но простые в обращении. Чувствуйте себя как дома, — хозяйка с прямой, как палка, спиной села в кресло напротив.
Я поскорее отвела глаза, понимая, что сейчас в них отражается все что угодно, только не любезность и хорошие манеры. Как назло, тут же взглядом наткнулась на мнительный фикус, который не упустил случая уронить на пол пожелтевший лист.
Слуги принесли чайный сервиз и набор очень скромных закусок.
— Чем же вы, милочка, занимались при дворе, что о вас сейчас по округе ходит столько нелицеприятных слухов?
Началось!
— Уверяю вас, ничем таким, что могло бы дать для них почву. Что же говорят обо мне эти всеведущие слухи? — я откусила печенье так, чтобы хруст выразил все мое неудовольствие. Это очень тонкое искусство с неудовольствием откусывать вкусное печенье.
Либо она сейчас будет вынуждена пересказать мне все слухи (кстати, я заодно узнаю об их содержании), либо закрыть неприятную тему в нашем разговоре.
— Не думаю, что прилично повторять их в этой гостиной, — леди Рада тоже откусила от печенья, давая понять, что и она не дилетант в искусстве недовольного поглощения выпечки.
— Тогда давайте не будем вести неприличных для хорошего общества разговоров, — я довольно решительно поставила точку.
— А вы смелая девица, леди…э…
— Николетта, — пришлось подсказать со вздохом.
В этот момент распахнулась дверь, и в гостиную вошел молодой человек в темном сюртуке доктора, с новехоньким саквояжем в руках. Леди Рада тут же поднялась с места:
— Ну как он?
— Никакой угрозы для жизни нет, — жизнерадостно ответил вошедший, — разве что небольшая меланхолия.
— Но ведь меланхолия — это опасно?
Врач оглядел хозяйку и комнату сверкающим взглядом и подтвердил:
— В вашем положении — крайне опасно.
— Что же делать, доктор?
— Могу прописать только физические нагрузки, долгие моционы и обязательно хорошее разнообразное общество.
— Нет-нет, нагрузки категорически исключены, — леди Рада вдруг вернулась к своему властному стилю. — У моего сына хрупкое сложение. И долгие прогулки ему тоже противопоказаны: сейчас же осень, он обязательно схватит простуду.
— Тогда он так и останется хрупкого сложения до конца жизни, — осторожно заметил врач.
— Нет, сэр Мэверин, я решительно вам заявляю, что хорошего общества моему сыну будет достаточно. Вы ведь считаете меня хорошим обществом? — и не дав собеседнику даже шанса ответить на скользкий вопрос, эта поразительная женщина скомандовала. — Присядьте. Выпейте с нами чаю.