Кастилий нищих рыцарский покров.
Троады скорбь среди немых холмов.
Апулии зеркальные оправы.
Безвестных стран разбитые заставы,
Могильники забытых городов,
Размывы, осыпи, развалины и травы
Изглоданных волною берегов.
Озер агатовых колдующие очи,
Сапфирами увлаженные ночи,
Сухие русла, камни и полынь.
Теней луны по склонам плащ зубчатый.
Монастыри в преддверии пустынь,
И медных солнц гудящие закаты…
<24 октября 1916>
ПУСТЫНЯ
И я был сослан в глубь степей.
И я изведал мир огромный
В дни страннической и бездомной
Пытливой юности моей.
От изумрудно-синих взморий,
От перламутровых озер
Вели ступени плоскогорий
К престолам азиатских гор,
Откуда некогда, бушуя,
Людские множества текли,
Орды и царства образуя,
Согласно впадинам земли,
И, нисходя по склонам горным,
Селился первый человек
Вдоль по теченьям синих рек,
По топким заводям озерным.
И оставлял на дне степей
Меж чернобыльника и чобра
Быков обугленные ребра
И камни грубых алтарей.
Как незапамятно и строго
Звучал из глубины веков
Глухой пастуший голос рога
И звон верблюжьих бубенцов,
Когда, овеянный туманом,
Сквозь сон миражей и песков,
Я шел с ленивым караваном
К стене непобедимых льдов.
Шел по расплавленным пустыням,
По непротоптанным тропам,
Под небом исступленно-синим
Вослед пылающим столпам,
А по ночам в лучистой дали
Распахивался небосклон,
Миры цвели и отцветали
На звездном дереве времен.
И хоры горних сил хвалили
Творца миров из глубины
Ветвистых пламеней и лилий
Неопалимой Купины.
<19 ноября 1919 Коктебель>
«Выйди на кровлю… Склонись на четыре…»
Выйди на кровлю… Склонись на четыре
Стороны света, простерши ладонь.
Солнце… вода… облака… огонь…
Всё, что есть прекрасного в мире…
Факел косматый в шафранном тумане,
Влажной парчою расплесканный луч,
К небу из пены простертые длани,
Облачных грамот закатный сургуч.
Гаснут во времени, тонут в пространстве
Мысли, событья, мечты, корабли…
Я ж уношу в свое странствие странствий
Лучшее из наваждений земли.
<11 октября 1924 Коктебель>
КАЛЛИЕРА
С. В. Шервинскому
По картам здесь и город был, и порт.
Остатки мола видны под волнами.
Соседний холм насыщен черепками
Амфор и пифосов. Но город стерт,
Как мел с доски, разливом диких орд.
И мысль, читая смытое веками,
Подсказывает ночь, тревогу, пламя,
И рдяный блик в зрачках раскосых морд.
Зубец над городищем вознесенной
Народ зовет «Иссыпанной Короной»,
Как знак того, что сроки истекли,
Что судьб твоих до дна испита мера,
Отроковица эллинской земли
В венецианских бусах — Каллиера!
18 ноября 1926
<Коктебель>
«Фиалки волн и гиацинты пены…»
Фиалки волн и гиацинты пены
Цветут на взморье около камней.
Цветами пахнет соль… Один из дней,
Когда не жаждет сердце перемены
И не торопит преходящий миг,
Но пьет так жадно златокудрый лик
Янтарных солнц, просвеченных сквозь просинь.
Такие дни под старость дарит осень.
20 ноября 1926
<Коктебель>
III. ОБЛИКИ
«В янтарном забытьи полуденных минут…»
В янтарном забытьи полуденных минут
С тобою схожие проходят мимо жены…
В душе взволнованной торжественно поют
Фанфары Тьеполо и флейты Джиорджьоне.
И пышный снится сон: и лавры, и акант
По мраморам террас, и водные аркады,
И парков замкнутых душистые ограды
Из горьких буксусов и плющевых гирлянд.
Сменяя тишину веселым звоном пира,
Проходишь ты, смеясь, средь перьев и мечей,
Средь скорбно-умных лиц и блещущих речей
Шутов Веласкеса и дураков Шекспира…
Но я не вижу их… Твой утомленный лик
Сияет мне один на фоне Ренессанса,
На дымном золоте испанских майолик,
На синей зелени персидского фаянса.
<1 февраля 1913>
«Ты живешь в молчаньи темных комнат…»
Ты живешь в молчаньи темных комнат
Средь шелков и тусклой позолоты,
Где твой взгляд несут в себе и помнят
Зеркала, картины и киоты.
Смотрят в душу строгие портреты…
Речи книг звучат темно и разно…
Любишь ты вериги и запреты,
Грех молитв и таинства соблазна.
И тебе мучительно знакомы
Сладкий дым бензоя, запах нарда,
Тонкость рук у юношей Содомы,
Змийность уст у женщин Леонардо…
<12 февраля 1910>
«Двойной соблазн — любви и любопытства…»
Двойной соблазн — любви и любопытства…
Девичья грудь и голова пажа,
Лукавых уст невинное бесстыдство,
И в быстрых пальцах пламя мятежа…
В твоих зрачках танцуют арлекины…
Ты жалишь нежно-больно, но слегка…
Ты сочетала тонкость андрогины
С безгрешностью порочного цветка.
С тобой мила печаль земного плена
И верности докучливо ярмо…
Тобой звучат напевы Куперена,
Ты грусть огней на празднествах Рамо.
В твоих глазах зубчатый бег химеры:
Но их печаль теперь поймет ли кто?
Так смотрит вдаль на мглистый брег Цитеры
Влюбленный паж на барке у Ватто.
<1911>
«Не успокоена в покое…»
Не успокоена в покое,
Ты вся ночная в нимбе дня…
В тебе есть темное и злое,
Как в древнем пламени огня.
Твои негибкие уборы,
Твоих запястий бирюза,
И строгих девушек Гоморры
Любовь познавшие глаза.
Глухой и травный запах мирры —
В свой душный замыкает круг…
И емлют пальцы тонких рук
Клинок невидимой секиры…
Тебя коснуться и вдохнуть…
Узнать по запаху ладоней,
Что смуглая натерта грудь
Тоскою древних благовоний.
<14 декабря 1916>
«Пламенный истлел закат…»
Пламенный истлел закат…
Стелющийся дым костра,
Тлеющего у шатра,
Вызовет тебя назад.
Жду тебя, дальний брат, —
Брошенная сестра…
Топот глухих копыт
Чуткий мой ловит слух…
Всадник летит, как дух,
Взмыленный конь храпит…
Дышит в темноте верблюд,
Вздрагивают бубенцы,
Тонкие свои венцы
Звезды на песке плетут…