Опасно, правда, оставлять в тылу не до конца усмиренный край. Но великий изицве предусмотрел все. Власть уроженца равнин невыносима для гордых горцев? Прекрасно! Гордые горцы получат в правители того, кто имеет все права править ими — Дгобози, племянника самого Дъямбъ'я г'ге Нхузи, прямого потомка Красного Ветра. Дгобози можно верить: он оказал воинам Сияющей Нгандвани немалую услугу, проведя их к Дгахойемаро сквозь Черные Трясины. Правда, теперь никто из сородичей не называет его по имени, при встрече едва ли не в лицо обзывая Проклятым за предательство, совершенное из-за женщины, а сам он отчего-то смотрит тьяггрой на Ситту Тиинку, словно его кто-то силой тащил в ставку изицве… но — пусть! Очень скоро им всем будет не до вражды с Сияющей Нгандвани.
Что станут делать горцы, проводив равнинных гостей?
Надо полагать, попробуют съесть беднягу Дгобози без соли. Во всяком случае, сам Ситту Тиинка поступил бы именно так, ибо нет ничего гаже, чем подчиняться предателю, как бы высок родом он ни был.
Что останется делать Проклятому?
Усугублять и дальше нарушение всех и всяческих табу, которых у дгаа великое множество. Собрать вокруг себя побольше отвязанных сорванцов, тяготящихся древними запретами, и освободить их от химеры, именуемой совестью, а сородичам объяснить — и обязательно показать на примерах, — что если кто-то и способен хоть в какой-то мере обуздать шалунишек, так это он, Дгобози. И вообще, кто они такие, чтобы судить поступки человека, происходящего от Красного Ветра?
Впрочем, все это дела уважаемых союзников, в которые Начальнику Границы нет никакого резона вмешиваться. Во всяком случае, до тех пор, пока мудрые мвамби, старейшины людей дгаа, не прибегут к нему, Ситту Тиинке Первому, Подпирающему Высь инкоси Сияющей Нгандвани, со слезной просьбой назначить наместника-нгандва, способного унять изверга.
Когда это случится, а это случится неизбежно, Ситту Тиинка вряд ли найдет основания для отказа. Предателей, нарушающих древние запреты, следует использовать. А потом — карать.
Беспощадно.
Во избежание…
— Великий! — донеслось из-за полога. Изицве открыл глаза.
— Войди и говори, — велел он.
Страж хижины, скрутившись, подобно улитке, раздвинул хребтом полог, вполз на четвереньках и, не поднимая головы, доложил:
— Мохнорылые двинньг'г'я перешли рубеж. Без оружия. С повозкой.
— Много? — быстро спросил Начальник Границы.
— Семеро.
— Юнцы, старики?
— Седобородые.
— Далеко?
— Будут в Дгахойемаро к рождению сумерек.
— Иди, скажи Хранителю Обрядов: пусть задержит начало пиршества до прибытия двинньг'г'я. И пускай сюда придет Кпеплу.
Клюнув носом циновку в знак понимания и повиновения, стражник раком упятился прочь. За пологом зашумели, засуетились.
Второй раз за сегодня Ситту Тиинка улыбнулся. Воистину, великий, удивительный день! Не зря просыпался Камень. Не зря волны времени будили память предков…
До самого последнего мгновения Начальник Границы запрещал себе думать о том, как быть, если мохнорылые не придут на пир. Но они приняли приглашение. Они идут. И это еще один знак Судьбы.
Очень хитрый приказ отдали Могучие устами Подпирающего Высь: опираясь исключительно на авторитет Сияющей Нгандвани, в чью юрисдикцию входят заселенные людьми двинньг'г'я места, мягко убедить их переселиться, оказав, разумеется, всевозможную помощь и ни в коем случае не чиня никакого насилия, не говоря уж о кровопролитии.
Скользкое поручение. Можно биться об заклад, что составлено оно именно таким образом не без участия Опоры Седалища, именуемого Могучими премьер-министром, давнишнего недруга и зложелателя Ситту Тиинки. Этот властолюбивый мерзавец спит и видит великого изицве разжалованным, ввергнутым в позорную яму, а то и казненным.
Он неплохо рассчитал. Нельзя, не порезавшись, пройти по лезвию ттая. Нельзя в точности исполнить повеление, состоящее из двух исключающих друг друга приказов…
Железному Буйволу, согласно проекту, необходимы именно лощины, обжитые людьми двинньг'г'я. Но мохнорылые не желают уходить добровольно. Больше того, они вообще не признают над собой суверенитета Сияющей Нгандвани, а любые переговоры на эту тему завершают залпами своих рушниц, одним выстрелом сметающих вековые бумианы.
Конечно, храбрецы-импи способны укротить упрямцев. Но тогда войско уменьшится на треть, а то и наполовину — воюют бородачи умело. А кроме того, Засуха-на-Сердце вовсе не жаждет уйти по Темной Тропе, оглядываясь на собственную голову, венчающую длинный кол в центре Дворцовой площади. Ведь двинньг'г'я — какие ни есть, а тоже пришельцы с Выси и за любой вред, причиненный им, Могучие взыщут стократ. Канги Вайака потому и рухнул в яму, что допустил гибель нескольких Пришедших-со-Звезд. Хотя на нем и не было прямой вины. Глупец всего лишь недосмотрел…
И все-таки Опора Седалища просчитался. Ситту Тиинка — не Канги Вайака. Он сумеет пройти и по лезвию ттая, ибо все в воле Тха-Онгуа.
— Великий?
— Войди, Кпеплу, — дозволил Начальник Границы.
И Кпеплу возник. Он умел это: не войти, не явиться — именно возникнуть. Он вообще много чего умел, высокий сумрачный воин с лицом, покрытым лоснящимися лиловыми пятнами — следами поцелуев лишайи. Свирепая, не знающая пощады хворь зацеловала его не до смерти, и с тех пор никто уже не называл Хранителя Тайных Троп настоящим именем..
Только Кпеплу.
Удачник.
— Готовы ли дары мохнорылым? — спросил изицве.
— Готовы, великий, — склонил голову Пощаженный Лишайей.
— Проверены?
— Давно, великий.
— Хороши ли подарки? — медленно и отчетливо выговорил Ситту Тиинка. — Способны ли унять неприязнь людей двинньг'г'я к Железному Буйволу?
— Ты приказал, великий. Я сделал.
Засуха-на-Сердце помолчал. За краткий миг тишины он еще раз спросил себя: верно ли то, что задумано, и все ли предусмотрено? И ответил: да, все верно; ничто не упущено.
Мохнорылые не хотят уходить? Он поможет им захотеть.
Ничем не обидев. Напротив, оказав помощь.
— Передашь дары индуне Ккугу Юмо, — сказал изицве, глядя сквозь почтительно внимающего Удачника. — Расскажешь ему все, что знаешь сам. А Любимцам Лишайи вели не выходить из шатров. Никому не следует видеть их до срока. Ступай. Я опять доволен тобой.
Чуть кивнув, Кпеплу растаял, не всколыхнув полога. Все. Камешек покатился; лавину уже не остановить. Ситту Тиинка внимательно осмотрел ладони и удовлетворенно отметил: они сухи. Не в чем сомневаться и не о чем сожалеть тому, кто миг назад отдал Последний Приказ. Да, из всех детей Творца лишь Подпирающий Высь имеет это право. Но Высь выше Тверди, и вихрь воли Тха-Онгуа сметает в никуда мелкие прихоти земляных червей.
Даже мнящих себя могучими.
Предснежье. Дни созревания двали.
Тень возникла на пути совершенно бесшумно, словно соткалась из воздуха, и листовидный наконечник копья уткнулся в мускулистую грудь Убийцы Леопардов.
— Слово?
— Звезда, — откликнулся сержант.
— Хэйо!
Копье приподнялось, салютуя, а затем тень сгинула, будто и не было ее вовсе.
H'xapo пошарил взглядом по ветвям бумиана. Одобрительно хмыкнул.
И, мягко ступая, двинулся к большой хижине, украшенной гирляндами, свитыми из белых гриолей. А тень, проводив гиганта взглядом, уложила копье поперек колен, пристроилась поудобнее и слилась с полумраком кроны.
Отсюда, с бумиана, широко распростершегося над неглубоким яром, лагерь был виден как на ладони. Частокол. Капище, окруженное идолами. Землянка дгаанги, укрытая зеленым дерном. Круглая женская обитель — всего одна. Зато длинных мужских домов целых три. Четвертый строится на окраине.
А скоро потребуется и пятый.
Красная стрела войны пущена по сельве, и со всех концов необъятного края спешат на зов воины, по одиночке и группами, вооруженные, уже в боевой раскраске…