Гости уже съезжались к ужину. Их голоса были слышны из залы, находившейся в противоположной части огромного дома, который напоминал Малый Трианон, если бы он был очень большим. Лиза отвела Кена к себе наверх по лестнице для прислуги и принялась сушить мощным феном намокший черный пиджак, взъерошенные мягкие волосы. У Алехина не получалось сидеть смирно. Поначалу она отбивалась от его шаловливых рук, но потом не выдержала и сдалась. Одежда в беспорядке полетела на пол и любовники отдались только что вспыхнувшей между ними страсти. Матрацев опять не было, но мягкий ковер с высоким ворсом Алехину положительно понравился.
Когда Кен с Лизой наконец спустились вниз, все уже сидели за столом. Огромный зал выглядел как гостиничный вестибюль, то есть абсолютно нежилым и каким-то арендованным. Ни трещинки, ни пылинки, ни случайно забытой книги – здесь ничего не напоминало о слабостях и привязанностях хозяев, все было официально, стерильно и дорого. Абстрактная живопись на светлых стенах, абстрактная скульптура, продолговатый темно-вишневый стол, сервированный угловатым белым фарфором. Прислуга в белых кителях с золотыми пуговицами то подливала вино из пузатых декантеров, то подхватывала порожние тарелки.
Еще пару часов назад Кена страшно заинтересовала бы собравшаяся компания. Высокий рыжий мужчина с усталыми проницательными глазами что-то язвительно говорил седому носатому человеку в очках, а тот отбивался:
– Анатолий Борисович, мультипликатор кредита всегда больше того, что дает государство. Он растет, если хороший климат, если все спокойны за свои деньги, которые не бегают туда-сюда, а превращаются в длинные деньги.
– Тут я с вами не соглашусь, – вступил хозяин дома, Федор Алексеевич Климов, – вы, как министр финансов, не можете не знать, что правительство который год не имеет стратегии, а занято управлением экономикой в ручном режиме. Толя как раз и предлагает вернуться к инфраструктурным реформам и стратегическим инвестициям. – В это мгновение Климов заметил дочь с ее новым другом и обратился к ней:
– А я уж думал, Лизонька, ты в Москву уехала.
Девушка подошла к отцу, приобняла за мощные плечи и чмокнула в щеку, покрытую седой аккуратно подстриженной щетиной.
– Посмотрите, какая у меня красавица-дочь, – из самодовольного хозяина заводов, газет, пароходов Климов мгновенно превратился в счастливого отца-рохлю.
Министр финансов снял очки и стал сосредоточенно протирать толстые стекла, словно собирался проверить, правду ли сообщил хозяин дома.
Другие гости не без труда расстались с деловым выражением лиц и принялись мучительно вспоминать слова, которые принято было говорить в подобных ситуациях. Нашелся только курчавый смуглый мужчина. Одет он был неуместно отвязно, впрочем, так же как при Деде, когда шокировал электорат белыми брюками. Климов приглашал этого невозможного в новых реалиях человека из-за сентиментальной преданности 90-м. Меж тем невозможный мужчина, совершенно не осведомленный о своей невозможности, весело провозгласил:
– А девочка созрела! Спортсменка, комсомолка! – Глаза его блеснули озорными искорками, и он продолжил тоном опытного ловеласа: – Барышня, приглашения в парк Горького принимаете?
– Расписаны на жизнь вперед, Борис Ефимович, – парировала Лиза и обняла Кена, который при этом необыкновенно смутился. Тут вмешалась женщина, сидевшая в голове стола. В продолжение всей сцены она изображала родительское умиление, несмотря на то что нисколько не походила на родительницу Лизы. Третьей жене Климова – Полине Одоевской – едва исполнилось 27 лет, она была старше падчерицы только на четыре года. Носик Полины был заблаговременно смоделирован опытным хирургом, а губы превращены в так называемый «московский свисток», но очень искусно, как того требовала новая мода на духовность.
– Иннокентий, а как же ваш роман с этой… поп-исполнительницей? – обратилась она к Алехину с улыбкой. – Вы ведь планировали свадьбу, я читала в Tatler, – произнося имя почтенного журнала о знаменитостях, женщина перешла на безупречный английский, выдававший филологическое образование. – Да, я даже помню, где именно вы намеревались отпраздновать свадьбу. В Турции! – слово «Турция» она провозгласила так, словно на Земле не было места страшнее.
– Все врут, – Алехин замялся, не зная как обратиться к хозяйке дома, которая была его младше, но потенциально могла стать «мамой». В конце концов Кен решил назвать ее по имени-отчеству. – Все врут, Полина Станиславовна. – Главный редактор сделал опять паузу и продолжил с улыбкой: – Не в Турции, а в Сочи.
– Правильный выбор, между прочим, – не к месту поддержал Алехина известный спортивный функционер с ямочкой на массивном подбородке.