Оля ловко взобралась на сооружение и села, выставив вперед два черненьких чижа — оленьих чулочка. По-бабьи укуталась пуховым платком, откинула за спину длинную золотую прядь и стала рассказывать.
Рассказывала она историю Полярного увлеченно и торопливо, поправляя себя, стараясь сохранить привычную обстоятельность. А нас оглушала, завораживала протяжная звучность имен: Пильхенкууль впадает в лагуну Каныгтокынманкын, что на берегу океана, а рядом текут Паляваам и Пехтымель. По этим рекам проходили геологи, раскладывали костры, вели съемку и ждали самолета на «сброс».
На маленьком столике среди флакончиков из-под «Красной Москвы» лучились тяжелым блеском оловянная руда — касситерит, вольфрам, кусок горного хрусталя, прозрачный кварц и что-то совсем сверхъестественное, разбросавшее, как солнце, лучи по темной руде. Живая история долины Пильхенкууля притаилась в комнатенке. От нее исходил неуловимый, волнующий ток геологических потрясений.
— Можно, я подержу в руке касситерит?
— Что?
— Касситерит потрогать можно?
— Ну, конечно…
Хлопнув дверью, с улицы вошел большой, похожий на умную хохлатую птицу парень. У него светлые, выпуклые, по-разному смотрящие — один на вас, другой чуть вбок — глаза, русые волосы торчком и широкая, полуироническая улыбка. Он в литых резиновых сапогах, темных брюках, ковбойке и расстегнутой куртке с цигейковым воротником. Это Юра Анисимов. О нем говорили: «О, Анисимов — лучший начальник партии в Чаунском районе!»
— Выводи их, Ольга Ильинишна, на линию шурфов, — сказал Юра.
В его голосе было столько напористой уверенности, что мы стали натягивать сапоги.
Небо уже померкло в зените и только у горизонта, подсвеченное матовым сиянием сопок, продолжало светиться. В холодной высоте нерастаявшим, ледком плавал белый дневной месяц. И вдруг что-то отделилось над сопкой от месяца и треугольником потянуло к югу.
— Ну вот, гуси! — с придыханием сказала Оля. — Зима идет…
Мы шли по жесткой осоке, и вода с тугим звоном разбивалась о сапоги. Иногда она была красной, ржавой. «Это железистые соединения», — поясняла Оля. Но все равно казалось, что шагаешь по колено в крови.
Было тихо: тундра не имеет ни запаха, ни звуков. Лишь раз выпорхнул из-за приречной кочки длинноносый кулик. И снова только всхлипыванье сапогов.
Перешли неширокий ручей. В тоске по столичному шуму кто-то из геологов назвал его Асторией. Когда долина приготовилась к славе, Асторию переименовали во Встречный. За Встречным течет сама Пильхенкууль, неширокая и безобидная речушка, которая на прошлой неделе взяла да и затопила все полигоны. Вид у нее до сих пор виноватый.
Мы постояли на подвесном мостике.
— Рыба здесь водится?
— Нет. Пильхенкууль значит «мертвая долина». Золото любит гиблые места. Здесь ничего нет: ни рыбы, ни птицы, и песец попадается редко-редко. Вон за тем перевалом все есть, наши охотники ходят туда, — Оля вздохнула. — А у нас тишина и вот… болото.
Мы прислушались. Над долиной, охваченной горами, висела действительно мертвая тишина. Стало как-то не по себе. «Золото любит гиблые места…»
Еще недавно никто не думал о том, что здесь, на Пильхенкууле, может быть золото. Искали оловянную руду — касситерит — в подмогу Иультинскому комбинату. Золото не искали.
Но геологов все-таки влекли эти потерянные места. И они, спускаясь со снежных гор, шли, как и мы, по кровавой осоке и выходили на берег мертвых лагун, и снова возвращались, что-то предчувствуя. И однажды на далеком ручье, вон за теми горами, километрах в тридцати от поселка, рабочий Власенко нашел подходящую косу, набрал полный лоток, промыл и… не поверил своим глазам. И побежал с мокрым лотком в стан. Долго передавали геологи из рук в руки скользкий лоток, не находя слов, но зная уже, что через несколько лет здесь, в мертвой тундре, зашумят мощные мониторы, и пойдут сюда стаями самолеты, и не одна грудь украсится значком лауреата. Четыре года назад на ручье Фортуна Власенко взял «ураганную», как говорят геологи, пробу. В топкой тундре, у самого Ледовитого океана, скрывалась обширная золотая страна. Место, где геологи впервые поняли это, названо на картах точкой Власенко.
«Ураганная» проба бросила в тундру новые отряды разведчиков. Они искали на Пильхенкууле и Куэквуне эпицентр золотой страны.
Весной была создана специальная партия — Пильхенкуульская. И вскоре ударил в государственный фонд золотой поток: разведка слилась со строительством прииска. Буровые станки геологов гремели рядом с промывочными приборами.