— Но такой партии нет.
— Так организуйте ее!
Через два дня Юрий Анисимов написал заявление. Прилетев в Апапельхино, он направился к начальнику районного геологического управления.
— Николай Ильич на сессии райсовета, — сказала секретарша. — А вам, собственно, что нужно?
— Я Анисимов, — сказал Юра, — назначен начальником Пильхенкуульской…
При этих словах геологи, толпившиеся в приемной, повернули головы. И Юрий только тут понял, какую тяжесть взвалил себе на плечи.
— Николай Ильич ждал вас, — почти ласково сказала секретарша. — Вот тут, кажется, и штатное расписание. Вы знакомы?
Юра взял лист. «Механик партии, главный геолог, опробщики, горный мастер…» Против каждой из граф должна встать фамилия, фамилия живого, умного человека. Геологи смотрели в расписание через его плечо.
— Ничего себе, здоровая партия!
Юре сочувствовали: Пильхенкуульская считалась одной из самых трудных партий. Отдачи от нее ждали молниеносной, точной и надежной.
Ночевать он пошел в гостиницу.
— Тебе подвезло. Есть раскладушка в шестидесятиместном номере, — величественно сказала дежурная. Она всегда говорила так — «номер», хотя это был обыкновенный барак.
Юра машинально пригнулся у притолки и шагнул внутрь. Его отбросил назад спертый, настоенный на брезенте и водке воздух. В длинном, узком бараке в два ряда стояли растрепанные раскладушки. Здесь спали днем, утром, вечером, спали смертельно, с жестоким храпом, не раздеваясь, не дотянув до койки ноги в пудовых сапогах. Ночью мутилась лампочка от испарений, излучаемых горой спецовок, полушубков и стеганок. Ночлежка. Ее так и звали — «певекская ночлежка».
Юра едва отыскал свободную раскладушку, раздался и быстро стал засыпать, будто проваливаясь в воду.
— Кого вижу? Здорово, бродяга, глаза б мои лопнули — Васька!
— И то — Васька! — поддакнул густой бас. — Ты что, Василий, без места? Шагай сюда, мы раскладушку прячем, она нам заместо стола. Откуда припрыгал?
— С Куэквуня, откуда же, — откликнулся знакомый Юрию голос. — С тракторами пришел, за жратвой.
— В картишки перекинемся?
— Устал, братцы, муфта на полпути соскочила.
Юра сел на раскладушке. Это был Василий Меркулов, механик Куэквуньской партии, человек виртуозных возможностей. Разведочная партия в тундре — прежде всего трактора. Трактора и буровые станки. Юра знал, что это такое, когда в партии ломается трактор, и когда сто километров до мыса Шмидта и семьсот до Певека. Он встал и пошел между раскладушками.
На подушке темнело заросшее щетиной, осунувшееся лицо Меркулова. Юрий знал его по Куэквуньской партии — вместе работали несколько месяцев.
— Здравствуй, Меркулов, — Юра сел на краешек раскладушки.
— А, политэконом! Я слыхал, ты вроде бы в Магадане.
— Вернулся сегодня.
— Ну, как там насчет этого?
— Коньяк, водка — все свободно. Слушай, сколько ты получаешь?
— На это хватает!
— Я серьезно. Партию собираю.
— Пильхен?
— Ага.
Меркулов лежал все так же неподвижно, но под набрякшими от бессонницы веками оживились зрачки.
— Нет, не пойду, там болото по бороду.
— Мастерскую построю.
— И зверя не убьешь — пусто.
— Запчасти хорошие выпрошу.
— Супруга ни в жизнь не поедет, да и начальник партии не отпустит.
— Это я беру на себя.
— Много берешь на себя, наука. Я десять лет по разведке и скажу тебе: ох, и гробовая это будет штучка на Пильхене!
В конце марта из Певека вышла тракторная колонна. В ведущем тракторе сидели Меркулов и Анисимов. Юрий отощал за эту зиму. С обострившимся профилем и растрепанными волосами он был совсем как взъерошенный орлан. Зато штатное расписание ожило и заговорило человечьими голосами. И Юра знал, на кого и в чем можно основательно, без оглядки положиться.
Бесконечная снежная пелена сначала беспокоила, потом усыпляла. Трактора надрывно ревели. На прицепах громыхали буровые станки, жилые будки, бочки с горючим. Это был непомерный груз для такого пути. Ломались водила. Трактористы в кровь изодрали руки. Летели форсунки, отказывали тормоза.
Только на пятые сутки вышли к Палявааму.
— Значит, изменил? — сказал Юре начальник Паляваамской партии. — Россыпь защитил — и до свидания. Ну-ну, посмотрим…
Они сидели в крохотном домике и пили черный чай.
— У меня к тебе просьба, — Юра усмехнулся, внутренне весь напружинившись. — Отдай, бога ради, токарный станок!
— Не шути.
— Лежит на складе без дела, я его списывать собирался, отдай.
— С ума сошел!
— Новорожденной партии на зубок, — канючил Юра, — пропадем без станка.
— А мне под суд?
— Горючего дам.
— Иди к черту!
Утром они стояли вдвоем у тракторной колонны. Начальник Паляваамской партии покрикивал:
— Осторожно, осторожно грузи — станок ведь!
— И кабель ты обещал, — подсказал Юра.
— Спасите, грабят! — вопил паляваамец и дивился: — А у тебя, Анисимов, мертвая хватка, бульдожья. Тащи кабель, грабь старых друзей!