– А почему про магов вы говорите отдельно?
– Они подчиняются другим законам, – с грустью заметила Доминика. – Если у тебя есть сила, то есть и будущее. До шестнадцати лет родители не могут выдать замуж никого, но после, пока тебе нет восемнадцати – легко устроят твою судьбу и без согласия, но только если ты не маг. Маг с шестнадцати лет имеет право сам решать, куда ему идти и чем заниматься.
– Как куда идти? – Малира усмехнулась, жестом подозвала слугу и приказала: – Принеси с улицы листовку Академии. – И уже ожидавшей продолжения Ани: – Учиться и регистрироваться. И если первое можно обойти, то второе – нет. Иначе самостоятельным не признают. А там либо ускоренные курсы, если дар невелик, либо подготовительные, если происхождение подкачало, либо академия, если и дар подходящий, и знания. И тут уже от шести до восьми лет незабываемых ощущений.
– Я бы за них все отдала, – тоскливо проговорила Доминика.
– Так уж и все? – подалась вперед Ани.
– Почти, – от столь явного интереса Доминика слегка опешила.
– А там так уж интересно?
– Не скучно – точно, – вмешалась в разговор Малира, забирая у шустрого юноши слегка помятый лист, и, протянув его Ани, чтобы та взглянула, добавила: – Просто времени скучать не останется. Зато будет что вспомнить, на всю оставшуюся жизнь, сколько бы она ни длилась.
– Даже так… – задумчиво пробормотала Ани, прочла обещания на листовке, а после протянула руку Доминике: – Идем, покажешь мне, где здесь можно провести приятно время. Малира, я запомню, что это был твой совет, – заверила девушку Ани и нетерпеливо потянула Доминику вперед. – Пожалуй, я знаю, как тебе помочь. Раз уж цена значения не имеет. Почти, – хмыкнула она, вспомнив оговорку будущей слуги.
Доминика шла неохотно. Она не понимала, куда ее тянет новая знакомая и зачем так жестоко шутит. Способ получить силу она знала. Да и кто его не знал, но вместе с этой силой страждущий получал и объявления по всему городу на доске «Их разыскивает стража» за особо тяжкие преступления, коими жертвоприношения были уже более тысячи лет. Другим способом было служение, но жрецы не учились магии, они учились взывать и молить. И Доминика думала об этом, когда мечтала вырваться из дома, но, помедлив, понимала, что поменяет одну тюрьму на другую, где бы она ни находилась. Послушники же, прежде чем стать настоящими жрецами, постигают таинство под руководством старших коллег, а по правде – просто обеспечивают их быт. Так стоит ли уходить из дома, чтобы стирать чьи-то панталоны?
– Ани, благодарю за предложение, но…
Ее спутница развернулась на пятках и коснулась пальцем губ незадачливой просительницы.
– Молчи. Иначе все испортишь.
– Испорчу – что?
– Чудо, – хмыкнула девушка и втянула Доминику в одну из комнат. Пустую, к вящей радости девушки, поскольку могло оказаться иначе, а подглядывать она не любила. – Ты хочешь силу, верно?
– Да, но…
– А знаний хватит на эту твою академию?
– У меня хорошее образование, – вспыхнула Доминика. – И я готовилась. Пусть это и бесполезно, но…
– Отлично, – хищно усмехнулась Ани. – И ты готова пойти на некоторые жертвы, чтобы эту силу получить?
– Если это будет касаться только меня и никто другой не пострадает. – Доминика сглотнула. С каждым словом Ани она все меньше понимала происходящее, но все больше в ней становилось предвкушения. – Но, Ани…
Девушка приложила палец к своим губам. В комнате царил полумрак, но Доминике показалось, что она видит, как глаза Ани из серых становятся абсолютно черными, как бледнеет ее кожа, а прикосновение губ, которыми она касается ее, Доминики, лба, холоднее льда.
От прошившей ее боли Доминика упала на колени, обхватила себя руками, пытаясь хоть так облегчить свои страдания, но все тщетно. Болела, казалось, каждая клеточка ее тела, и даже когда боль стихла, девушка не рискнула подниматься с пола, хотя здесь, в отличие от помещения с бассейном, он был холодным.
– Как ты? – Ани с исследовательским интересом оглядела развалившуюся на полу теперь уже слугу и протянула той руку. – Хватайся, больно только в первый момент.
– В первый момент? – выдохнула Доминика.
– И пока организм привыкает, – добавила Ани, пожимая плечами, и попеняла: – И не нужно было так стонать. О нас могли не то подумать.
Доминика промолчала. Пустота внутри, с которой она уже успела смириться, больше не тревожила. Ее попросту не было, зато вместо нее там, где раньше были лишь холод и тоска, появилось что-то теплое и родное, словно бы давно знакомое, но отчего-то утраченное.