Сидя на корточках в расстрелянном окопе, я крутил в пальцах автоматную гильзу и раздумывал: отводить все посты на основную или продолжать отбиваться на подступах. Сашка растолковал мою задумчивость по-своему и сказал успокаивающе:
- Да не казни ты себя, кто же знал, что порвется там, где крепко?
- Рвется, Саня, всегда там, где тонко. Я был обязан знать и предвидеть, а получилось - угадывал, да и облaжался. Ладно, ребят не вернуть, подступов не удержать. Все, вали к старшине, пусть отходит на основную.
Вернулись люди с дороги и тропы, рассредоточились по площадке, в огневых точках у самого жилого модуля, но так, чтоб поближе друг к другу. Старшина против такого перемещения не возражал, глянул только в глаза тоскливо и сказал тихонько, чтоб солдаты не слышали:
- Не сдюжим мы, командир. Может, их и не батальон, но уж больно много. А, ладно! Постреляем, сколько успеем.
Я только вздохнул:
- Подержимся, они уже второй день давят, торопятся. Видать, одна у них дорога - ни назад, ни в сторону, только через нас.
Мы еще раз прикинули, что знаем о противнике. Гранатометов у них было четыре, три уже у нас, но заряжен только один, а у нас гранат к нему нет. Пулеметов осталось два, третий - дрянь, итальянского производства, с полупустой патронной лентой, тоже у нас. Долго использовать его не удастся, наши патроны к нему не подходят, ленту добьем - и об угол. Миномет молчит: либо выведен из строя расчетом АГСа, либо нет зарядов. Судя по всему, первоначальный состав группы противника был сто - сто двадцать человек. Я и не представлял, что возможно собрать такую ораву, по сути даже не банду, а организованное армейское подразделение. Уложили мы примерно половину, но осталось еще много, ох как много!..
Подошел Сашка, глянул виновато:
- Умер один с тропы, так в сознание и не пришел. Второй тоже без сознания, вот-вот уйдет, ничего мы не сможем. Раны у обоих тяжкие, похоже, срикошетившими пулями - все внутренности в клочья.
Я только выругался, раны ребят я и сам видел. Старшина скрипнул зубами и спросил:
- Как остальные, стрелять могут?
Мы с Сашкой кивнули. Помолчав, Сашка сказал с горечью:
- Черт, неужели соседи не слышат, что у нас творится?
Я пожал плечами, а старшина ответил:
- Ты же слышишь, что везде тихо, может, основные силы на операции, может, еще что.
Стараясь не думать ни о чем, кроме предстоящей атаки, мы разошлись по позициям. Я лег в ближнем к выходу на дорогу, плохоньком - широком и мелком - окопе. Пристроился к непривычному итальянскому пулемету, переложил поближе автомат и пару гранат, рядом повозился и затих Сашка, сзади послышался рык старшины, урезонивавшего кого-то из перебегающих солдат. За нашей спиной был проход на перевал, столь необходимый духам и такой ненужный нам...
Большая группа духов высыпалась в зону видимости со стороны дороги, как черти из мешка. Не отвечая на выстрелы, одолев треть разделявшего нас расстояния, они начали рассредоточиваться по площадке, грамотно выбирали укрытия, падали за них и только тогда открывали огонь. Началась перестрелка. Я выловил прицелом зазевавшуюся тройку и нажал на спуск. "Итальяшка" забился в моих руках, словно отказываясь стрелять по своим бывшим хозяевам. Один дух проскочил, второй молчком ткнулся в землю, третий упал и начал крутиться, дико визжа. Сашка прицелился, выпустил короткой очередью остатки магазина, и он затих. Пока мы отвлеклись на перебегающих, двое духов подобравшихся к нам непростительно близко вскочили и побежали вперед, замахиваясь гранатами, остальные длинно застрочили по соседним окопам, прикрывая.
Друг долгие секунды меняет магазин, ребята из соседнего окопа связаны перестрелкой или не могут поднять головы под огнем. Не имея времени тщательно прицелиться, я довернул непривычный и потому какой-то корявый пулемет и открыл огонь, пытаясь скорректировать себя по фонтанам пуль. Мимо! Не прекращая очереди, я водил стволом, глупо промахиваясь на "пистолетной" дистанции... и вдруг проклятый "иностранец" выплюнул последний патрон и замолк. Дико крича от страха, я отшвырнул его, привстал и схватил автомат, видя, что не успеваю. И тут поднявшийся в полный рост Сашка выпустил от живота длинную очередь, до железки опустошив свежий магазин автомата. Он срезал обоих, но один успел швырнуть гранату. Сашка выпустил оружие и упал, увлекая меня вниз и накрывая своим телом. Ударили два взрыва: один у самого окопа, второй на месте падения духов. Я почувствовал, как судорожно дернулся заваливающийся на меня Сашка. Спихнув его в сторону, я привстал на колено, поднял автомат и врезал длинной очередью в сторону стреляющих, затем кинулся к Сашке. Он уже лежал на боку, морщась от боли - осколок гранаты или брошенный взрывом камень проделал длинную, но, к счастью, не очень глубокую кровавую борозду поперек его спины. Вновь заметил боковым зрением перебегающих врагов, помог другу устроиться, сунул ему в руки оружие. Между выстрелами он злобно материл меня, выбравшего самый мелкий окоп в мире и тех горе-саперов, что его устроили.
Тем временем противник подобрался к нам непозволительно близко, еще десяток метров - и войдет в наши ряды их живой клин, дистанция броска гранаты будет обеспечена и нам и им, тогда все, конец! И тут звуки боя перекрыл рев старшины: "Руби! Дави гадов!" Словно волна подняла сначала нас, а затем и духов, бросила навстречу друг другу в рукопашную. Щелкнули несколько неприцельных выстрелов с обеих сторон. Пули, выпущенные с желанием разорвать врага руками, прошли мимо целей. Набегая навстречу ненавистным фигурам в разнообразной одежде, я машинально поставил автомат на предохранитель и искал глазами первого противника.
Сблизились, вот он, мой! Разинутый в неслышном крике рот, расширенные в страхе и злобе глаза смотрят только на меня... Лязгнули, столкнувшись, автоматные стволы, я нырнул под удар и врезал прикладом снизу в печень, отшатнулся, перехватил автомат двумя руками за горячий после стрельбы ствол и обрушил его на голову противника, как дубину. Второй удар, на добивание разлетелся приклад автомата, отскочила крышка ствольной коробки, треснул и рассыпался серо-кровавыми брызгами череп врага. Кровь стучит в висках, бешенство пеленой застилает глаза, мутнеет рассудок... Где, кто еще?! Вот он, справа, движется плавно, как в замедленном кино, автомат занесен для тычкового удара стволом в грудь. С доворотом изувеченным оружием по передней руке - и оба ствола на земле. Перехватил протянутую к горлу руку, удар правой в лицо на опережение, ногой в пах и ребром ладони сверху по шее, как кирпич на показательных выступлениях - хрясь! Выхватил из ножен клинок, вбил по рукоять в спину, вырвал с трудом... Сзади крик, голос знакомый, рядом никого. Обернувшись, вижу: мой солдат лежит на земле, закрыв руками разбитое лицо, над ним крепкий дух, его автомат долго поднимается для сокрушительного удара, к ним бежит старшина, весь в крови, с саперной лопаткой в руке. Перехватываю клинок за лезвие, взмах, попал! Дух вздрогнул, мой нож торчит из живота, автомат выпадывает на землю из слабеющих рук, лопатка старшины разрубает голову, как чурбак. Разум смолк. Сзади тень, прыжок в сторону, разворот - в поле зрения промахнувшаяся рука с ножом. Ногой снизу - и нож кувыркается в воздухе. Напрочь срывая ноготь, бью большим пальцем правой руки в висок врага, подсекаю ноги, тело падает, прыжок двумя ногами на голову. Следующий!
Крутится, крутится карусель, навсегда впечатывая кровавые картинки в память... Удары руками, ногами... Скользкие от крови пальцы, вырывающие гортани и выбивающие глаза. Клинки, стволы, приклады, проходящие в сантиметрах от извернувшегося тела, хруст ломающихся костей, треск лопающихся черепов, запах крови и пота, хрипы умирающих и над всем этим вой! Звериный вой, единый вопль десятков обезумевших животных из породы людей...
Срывающийся, но зычный, родной голос старшины: "Отходим, все назад!" Выпустив свернутую шею, поднимаюсь с колен, оглядываюсь. В сторону дороги убегают несколько духов, им навстречу подходят свежие силы банды, открывают огонь, наши отходят. Тесня противника, мы добрались почти до карниза. Рядом с только что убитым врагом валяется автомат, наш. Хватаю и бегу за своими, проверяя, есть ли патроны в магазине. Старшина, припав на колено, бьет куда-то мне за спину длинными очередями. Перепрыгиваю два трупа - наш и афганец, лежащие в обнимку, как братья. Только рука афганца сжимает нож, вбитый по рукоять под лопатку нашему, а правая рука солдата намертво стиснула горло врага, пальцы левой - в глазницах, выдавленные глаза огромными мутно-кровавыми слезами застыли у висков... Развернувшись, ищу глазами стрелков противника, начинаю торопливо стрелять, прикрывая отход старшины. И мы и они лупим неприцельно, для острастки. Заговорил наш пулемет, и под его стук мы ввалились в окопы. Враг отступил из зоны видимости, стрельба стихла.