Выбрать главу

- Я знала, знала, что ты к Новому году успеешь!

Бог ты мой, выросла - мне почти до плеча, и когда успела? Я одной рукой отца с матерью обнял, второй ее придерживаю, а она прижалась, уткнула нос в колючую шинель и висит на мне, легкая, как пушинка...

Так она и сняла с меня все страхи и опасения своим детским порывом, отлегло от сердца. Разделся, прошел в комнату. Отец на форму смотрит, на награды, улыбается. Ему ничего объяснять не надо, сам служил, знает, что за что дают. Мама расплакалась, я ее успокаиваю неумело:

- Ну что ты, я ведь насовсем приехал, живой, здоровый. Провожала - не плакала, чего уж теперь-то, - а сам думаю: "Хорошо, что нашивки за ранения спорол, вот бы слез было, раз в пять больше".

Говорили мы в тот вечер мало, больше сидели, смотрели друг на друга, наглядеться не могли. Сестру спать отправить - проблема, вьется вокруг котенком ласковым: "Ну можно я еще посижу, ну немножко? А ты никуда до утра не уйдешь? А утром? А вдруг я просплю и ты сбежишь?" Утром я проспал, а не она. Проснулся далеко засветло, от запаха чего-то жарящегося и очень вкусного. Встал, надел трико и майку (остальная одежда не налезает, тесная стала), вышел из комнаты - вся семья на кухне сидит и шепчется, разбудить боятся. Пока говорили, смотрю - мама с отцом мои руки, плечи, шею разглядывают исподтишка и как-то беспокойно. Я почему-то подумал, что пытаются понять, был я ранен, или нет. Пошел мыться, вышел из ванной в одних трусах, чтоб разглядели спокойно. Подумал, не заметят на животе метку багровую - след от осколка. Ошибался. Мама опять в слезы: "Что это у тебя за шрам?!" и давай меня вертеть со всех сторон. Я, понятное дело, слепил что-то, типа "на проволку напоролся при разгрузке, мелочь, чуть кожу поцарапал". Но смотрю - отец тоже хмурится, серьезный стал. Я отмахнулся, дескать, потом расскажу, времени впереди много.

Не знал я тогда, что война у меня в башке прочно поселилась, нет-нет, да и приходила во снах, скалилась смертельной улыбкой. Тогда весь дом от моих криков просыпался. Так во сне все и рассказал, сам того не желая. Родители и без того догадывались по моим ответам невпопад, да по попадающимся изредка на конвертах штампам "Проверено военной цензурой", что не все время я на границе провел. Вот когда я в очередной раз "добрым словом" секретность нашу помянул, когда мама мне эти конверты показала. Вроде все там в порядке: штемпель Приморского отделения связи, даты в письмах я не ставил предусмотрительно, но вид у них такой, словно они с Дальнего Востока пешком пришли. Оно и понятно - из Афганистана до Приморья через столько рук, мешков, на всех видах транспорта. Да и штамп этот "цензурный" на обороте дурацкий, жирный, черный, как клеймо... Видно, нет такой секретности, чтоб родительское любящее сердце обмануть.

Из положенных по закону трех месяцев отдыха меня хватило недели на две. Потом пришлось срочно искать свое место под солнцем, привыкать к новой жизни. Поступил я на рабфак в институт, на стипендию не больно-то разгуляешься. Ткнулся в пару мест на работу - где берут, там не платят, где платят - не пролезешь. Безработица. С грехом пополам устроился тренером, удобно - работа вечерняя, учиться не мешает, платили неважно, но нравилось. Жизнь кругом просто ключом била: каждый день что-то новое, какая-нибудь проблема, которую окружающие кидаются бурно обсуждать на всех углах. А я смотрел на все словно со стороны, и странным мне казалось многое, ненастоящим каким-то. Ну как объяснить, что в одной и той же газете, на соседних полосах три статьи: в одной прославляется доблесть воюющих в Афганистане солдат и офицеров, в другой поливается помоями вся армия без разбора, в третьей объясняют, что большинство "афганцев" и спецназовцев социально опасные элементы, готовые убивать всех без разбора. И все это на фоне небывалого расцвета "военно-патриотического движения" среди школьников. Свобода слова и мнений? Может быть, но почему на соседних полосах? Помню, еще в институте народ бурно обсуждал новый "натуралистичный" фильм известного режиссера об афганской войне и проблемах вернувшихся оттуда людей. Сходил я, посмотрел. Из всей "натуры" один раз увидел на экране "душмана" с автоматом, на стволе у которого - насадка для стрельбы холостыми патронами, крупным планом, прямо в камеру. Остальное - "мыло". Ощущение было такое, словно в меня плюнули. Воспринимал я тогда многое, как чужую игру, у нас в войсках такие тусовки назывались "мышиной возней" или ИБД - имитацией бурной деятельности. А здесь люди так серьезно к этому относились. На каждом углу в институте слышал: "В армии люди тупеют", но ни разу это не сказал человек, отслуживший хоть полгода. Я сначала злился тихо, в споры вступал, аргументы приводил и в ответ спрашивал, а потом махнул рукой - возня. "Давайте спорить о вкусе устриц с человеком, который их ел!" - хорошо сказал Жванецкий. Да и о чем может спорить с высоколобым интеллектуалом человек, который после службы уже больше года несуществующий автомат рукой при ходьбе придерживает?

Приятель у меня в то время был, Юрка Куприн, учились вместе. Он в Афганистане полтора года отвоевал, в частях ДШББР, на всю голову двинутым оттуда вернулся. Подходит как-то на перемене:

- У нас кафедра психологии есть, слыхал я, что они практическую помощь оказывают всяким придуркам, вроде нас с тобой. Пойдем, заглянем? Может, научат, как по ночам в атаку не ходить или спокойно на всю эту придурь смотреть.

- А как они тебе помогать станут, если сами на войне не были и что это есть такое, только по книжкам знают?

Но Юрка уговорил, пошли, поговорили. Народ там, вроде, ничего, вежливые все, общительные. Дали нам кучу тестов, листов по тридцать в общей сложности:

- Вы это все решите, мы на компьютере проанализируем, потом будем долго общаться, и все ваши проблемы незаметно исчезнут. Вы сами найдете выход.

Я через два посещения психологов выход нашел, а Юрка через три. Все, к чему сводились эти тесты и беседы - "поделись своей проблемой и помоги себе сам". Делать больше нечего, как в жилетку чужим людям плакаться. А универсальный способ борьбы с жизненными трудностями мы и так знали: нужно поднять вверх правую руку, потом резко опустить ее вниз и громко сказать: "Да пошло оно все!.."

Правительство с народом только начинало в игры играть, в большие и маленькие. Выпустили в августе указ, разрешающий всем участникам войны поступать в вузы без экзаменов. Во-первых, глупость - что, война способствует укреплению школьных знаний? А во-вторых - почему в августе, когда вступительные экзамены закончились в июне? Одни с пеной у рта кричат, что кооперативное движение - временное, скоро небывало расцветет производство и промышленность, другие - поумнее - молчком зарабатывают в этих кооперативах миллионы. Хорошо видно и тех, и этих, чего там долго думать, кто из них прав? В городе всякой дряни развелось, чуть не каждый выход с друзьями в кафе или, не дай Бог, в ресторан, заканчивался дракой с эдакими "хозяевами жизни" - крепкими юношами в спортивных костюмах. Милиция в большинстве случаев вообще не приезжала, а если и появлялась, то битых "спортсменов" без документов сразу отпускали, а нас пытались забрать в отделение, не обращая внимания на паспорта и удостоверения.