Неужели жизнь обошлась с ним так же плохо, как с ней? Роз надеялась на это.
Потому что, видят святые, он этого заслуживал.
Три года назад, после назначения на должность военачальника, отец Дамиана вместе со своей семьей уехал на север, чтобы занять новый пограничный пост. Там Дамиан начал проходить солдатскую службу. К тому времени собственный отец Роз уже воевал на фронте, и она, по своей глупой пятнадцатилетней наивности, полагала, что двое мужчин сумеют подбодрить друг друга. В конце концов, Якопо Ласертоза, в отличие от Баттисты Вентури, обладал чуткостью. Даже Дамиан однажды признался Роз, что чувствовал себя ближе к ее отцу, чем к своему собственному.
Теперь, когда она узнала, что отец Дамиана – самый большой предатель во всей Омбразии, его слова обрели смысл. Якопо и Баттиста были друзьями с самого детства, и даже то, что Баттиста стал последователем, не могло разрушить их связь. Но когда Якопо попытался дезертировать, Баттиста Вентури выследил своего бывшего друга и прислал им домой его голову в коробке.
На тот момент Роз было шестнадцать лет. Она помнила, как при виде той посылки ее чуть не вырвало, – к счастью, тело не подвело. Вместо этого ее сковало ледяное, покалывающее потрясение, она просто смотрела в коробку в полнейшей тишине. А потом эта тишина переросла в несмолкаемый рев в ушах, в крики с требованиями кровавого правосудия. Смерть отца не сломила ее – во всяком случае, надолго. Напротив, она закалила ее и переплавила в месть.
А вот сердце ее матери разбилось вдребезги: с тех пор Каприс Ласертоза уже не была прежней.
После этого события Дамиан почти не писал. Он выбрал свою сторону – это было очевидно. Обо всем, что он говорил ей в юности, можно было забыть. С таким же успехом он мог бы плюнуть на могилу Якопо.
Роз удавалось избегать Дамиана почти год, но теперь, когда их отделяли всего несколько шагов, ей даже захотелось оказаться с ним лицом к лицу. Возможно, врезать ему со всей силой пережитого предательства. Но не успела она собраться с мыслями, как заговорила спутница Дамиана. Женщина-офицер примерно одного возраста с Роз, смуглая, с мягкими чертами лица, ее заплетенные в косу волосы спускались по спине.
– …Будет не рад, – говорила она. – Дамиан, люди скоро узнают о смерти последователя. Тем более что послезавтра состоятся выборы его преемника.
Роз, внезапно заинтересовавшись разговором, склонила голову.
– Знаю, – коротко бросил Дамиан. – Главный магистрат ясно дал понять, что это дело первостепенной важности. Я допросил Джаду, но пока факты не сходятся. Мне нужно поговорить с отцом. Он знает, что делать.
– Лично я до сих пор сомневаюсь, что это не было самоубийством.
Роз с силой прикусила язык, а в это время в ее голове начали вращаться шестеренки. Последователь Палаццо мертв? Это неожиданное известие прозвучало для нее как пощечина. И дело было не в самой смерти – ее это не особенно волновало, – а в словах Дамиана.
Главный магистрат дал ясно понять, что это дело первостепенной важности.
В ней вдруг вскипели гнев и всепоглощающая ярость. Тела Амели и неопознанного юноши лежали в городском морге, их убийства так и не раскрыли. Палаццо даже не удосужился назначить офицеров на их дела. Зато смерть одного-единственного последователя стала вопросом первостепенной важности.
Роз мысленно умоляла стражников благополучно пройти мимо. Словно она обычная последовательница, идущая по улице. Но поскольку судьба обладала извращенным чувством юмора, Дамиан поднял взгляд в ту самую секунду, когда их пути пересеклись.
И посмотрел прямо на нее.
– Россана, – он произнес ее полное имя точно обвинение. Его голос стал глубже. Увереннее. В нем звучали властные нотки, каких не было раньше. Когда он остановился, женщина-офицер последовала его примеру и тоже встала, в замешательстве сдвинув брови.
Роз сильно стиснула зубы. Ей вдруг показалось, будто ее выставили на всеобщее обозрение. Наверное, потому что недоумение Дамиана было слишком знакомым. Она до сих пор помнила, как он сидел за столом в старом доме ее семьи и с лукавой улыбкой на губах наблюдал за ее тщетной попыткой воссоздать один из рецептов ее матери. Тогда он съел получившееся блюдо. Он всегда ел все, что бы она ни приготовила.