— Травой пахнет, — сообщила я Лизавете, наблюдавшей за моими действиями с неподдельным интересом.
— Травка тоже разная бывает, — глубокомысленно изрекла подруга. — Есть и такая, от которой люди мрут.
— Вряд ли баба Шура хотела нас отравить. Зачем ей это?
— Ну, пробуй тогда. Чего ждешь?
— И попробую! — В меня словно вселился дух противоречия. На самом деле пробовать зелье было все-таки боязно, но отступать не хотелось, и я сделала пару маленьких глотков.
По вкусу отвар напоминал холодный зеленый чай. Противным он точно не был, скорее наоборот, приятным, поэтому я уже без опаски выпила еще.
— Ну, как? — заинтересованно глянула на меня подруга. Наверное, она ожидала, что я превращусь в козленочка или у меня немедленно вырастут ослиные уши. Жаль разочаровывать девушку, но придется:
— Нормально, даже вкусно. Жажду утоляет классно. И знаешь, кажется, сил прибавилось. Во всяком случае, я чувствую прилив бодрости.
Лизавета с явным недоверием отнеслась к моим словам, но банку все-таки забрала, несколько секунд подозрительно обнюхивала ее содержимое, после чего, перекрестившись, выпила. У нее уши тоже не выросли, и вообще никаких видимых изменений не случилось. Зато силенок прибавилось, и мы веселее зашагали к станции.
На этот раз шли без карты, потому как она куда-то пропала, однако шли так уверенно, словно исходили здешние места вдоль и поперек, и через полтора часа добрались до железнодорожной платформы. Еще через двадцать минут подошла электричка, и мы с заметным облегчением наконец взяли курс к дому.
Народу в вагоне было довольно много, но к нам никто не подсаживался. Оно и понятно: кому охота ехать в компании с грязными лохматыми девицами, от которых за версту несет водярой! Нам с Лизаветой компания и вовсе не нужна была — мы молчали, уткнувшись в окно невидящим взглядом, но думали об одном и том же. Оттого, должно быть, когда Лизавета подняла на меня глаза, полные идей, я уже знала, что она сейчас скажет, и заранее приготовилась возражать, впрочем, больше по привычке.
— Меня волнует это убийство, Витка, — проговорила Лизка.
— Какое? — уточнила я. — То, которое было, или которое мы сотворили?
По вагону пронесся какой-то невнятный шелест, после чего в радиусе метров трех от нас образовалось свободное пространство.
— Ты чего орешь-то?! — прошипела Лизка, и я перешла на драматический шепот:
— Так какое убийство тебя интересует?
— Которое до нас.
— С чего такая озабоченность?
— Совесть мучает, — мрачно буркнула Лизавета. — Вроде мы ни при чем, а вроде как бы и виноваты. Предлагаю разобраться в этом деле.
Сопротивление, как вы понимаете, бессмысленно, да и волнения определенные на эту тему у меня тоже имелись, но из принципа я возразила:
— Я не хочу ни в чем разбираться. Я в Турцию хочу.
— Они являться будут, — предупредила подруга.
— Пусть являются, — великодушно разрешила я. — Я им объясню ситуацию.
— Витка, я же вижу, ты характер демонстрируешь. Только сейчас не ко времени. Давай договоримся: раскроем преступление — и сразу в Турцию.
Предложение понравилось, я мысленно на него согласилась, но на всякий случай уточнила:
— Расследование требует много времени и денег. У тебя они есть?
— Нет, — счастливо улыбнулась Лизка. — Откуда деньги у социального работника? Но ведь Акопыч тебе много бабулек отслюнявил?
— Мы на пещеры треть спустили.
— Осталось еще две трети.
— Это мое!
— Я и не претендую, — пожала плечами подруга.
Минут пять ехали в полном молчании. За это время я уже успела распрощаться и с деньгами, и с мечтами об отпуске на Средиземноморском побережье, и морально подготовиться к предстоящим авантюрам. Лизка стоически молчала. Лишь изредка она бросала в мою сторону многозначительные взгляды. Они достигли моего сознания, и я в конце концов сдалась:
— У тебя есть план?
Утро следующего дня застало меня в родной уютной постельке, и встретила я его с комфортом, который предлагает нынешняя цивилизация. До этого мой уставший организм полтора часа отмокал в душистой пенной ванне, потом я выпила кружку молока с печеньем, после чего с чувством ни с чем не сравнимого счастья повалилась на кровать и через минуту спала безмятежным сном младенца.
Я вполне могла бы предаваться этому приятному занятию и дальше, но помешал звонок городского телефона.
— Пускай звонит, — проворчала я, пряча голову под подушку.
Телефон не унимался. Его противная трель была слышна даже из моего укрытия. Я уже подумывала прекратить мучения ударом молотка, как внезапно аппарат умолк. Однако радость длилась недолго — залился мелодичным перезвоном могильник. Ни о каком сне, разумеется, уже думать не приходилось.