— Как теперь ехать?
Русское поле — это, конечно, хорошо. Но хорошо оно в абстракции. То есть, ты знаешь, что поле есть, но конкретно тебя оно не трогает. Лично я, глядя в телевизор, любила всей душой и нивы с колосящимся урожаем, и русские деревни… Особенно умиляли гуси, лениво шастающие по главному деревенскому «прешпекту», и пятнистые коровки. Однако теперь, когда волею судьбы мы застряли аккурат посреди отчизны, я опечалилась. Необъятные просторы, тщательно перепаханная земля, птички… И никакого автосервиса поблизости. А без двери между тем далеко не уедешь.
Не могу пожаловаться, что загородная дорога была совсем пустынна. Мимо проносились легковые автомобили, грузовики, даже трактора и сенокосилки, но никто почему-то бросаться на помощь терпящим бедствие девушкам не торопился. Даже Лизкины формы не впечатляли. Должно быть, на скорости разглядеть их было проблематично, а может, заплывший глаз подруги отпугивал потенциальных спасателей. Я шустро нарезала круги вокруг «Жигулей» и буквально рвала на себе волосы. На шестьдесят седьмом витке в поле моего зрения появился — не поверите! — «Феррари» цвета свежевыпавшего снега. Он не просто появился, он сбросил скорость и секунду спустя остановился бампер в бампер с моими «Жигулями».
Первое, что я увидела, это тридцать два ослепительно белых, как в рекламе зубной пасты, зуба. К зубам прилагались два бирюзовых глаза на смуглом лице, божественная фигура и голова с черными кудрями.
— Терпите бедствие? — приятным голосом поинтересовался пришелец.
Ответом ему послужила оглушительная тишина, нарушаемая только шумом двигателей машин, проносящихся мимо, и стрекотом кузнечиков. Лизавета почему-то потеряла дар речи, что для нее нехарактерно. Она глубоко дышала и обалдело моргала здоровым глазом. Что касается меня, я вообще увяла еще до того, как «Феррари» затормозил у моих убогоньких «Жигулей».
— Помощь нужна? — проявил понимание белозубый.
«Да, да, да! — мысленно завопила я, потому как вслух смогла произнести только невнятное сипение. — В особенности психиатрическая, потому как от такой красоты моя крыша съехала окончательно и бесповоротно. — Хорошо хоть Лизка сохранила присутствие духа. Впрочем, кажется, и ее красота подкосила…»
С обычно уверенной в себе подругой, поднаторевшей в делах сердечных, творились совсем уж невероятные вещи: полтора ее глаза упорно сползали к переносице, грудь взволнованно вздымалась, а губы растянулись в несколько глуповатой улыбке. Красавчик тем временем обошел скульптурную композицию «Две жертвы Амура» и, глянув на оторванную дверь «Жигулей», изумленно присвистнул:
— Ух ты! Не слабо! С трактором столкнулись?
— С ве-велосипедом, — заикаясь, молвила я, а про себя тихо порадовалась, что снова могу разговаривать. А заикание — это ничего, это скоро пройдет. Как только красавчик уедет, так и пройдет.
— Большой, видать, велосипед был, — засмеялся белозубый. — Все, отбегался старичок. Восстановлению не подлежит.
— Совсем? — сникла я.
— Ага. На него и запчастей-то уже не выпускают. Далеко ехали?
Тут и Лизка пришла в себя, правда, привести в порядок глаза ей пока не удавалось.
— В Москву, в Политехнический музей, — страстно простонала подруга.
— О как! В музей! Ну, в музей так в музей. Прошу вас, дамы! — красавчик гостеприимно распахнул дверцу «Феррари».
У меня аж дыхание перехватило: это что же, он предлагает нам прокатиться на этой шикарной тачке?! Ох, ты ж господи, как бы пережить такое счастье и не скончаться!
— Ну что вы, что вы, — засмущалась Лизавета. — У вас, наверное, свои планы на сегодняшний день.
— Да никаких планов, — улыбнулся парень, чем опять меня смутил. Я покраснела до слез и опустила голову, чтобы скрыть смущение. — Я мустанга своего объезжаю. Купил недавно. Так что не стесняйтесь.
Дольше упрямиться Лизка не стала. Радостно пискнув, она влезла в салон, а я продолжала внимательно изучать придорожную пыль и садиться в «Феррари» не торопилась.
— Ты чего, Витка, примерзла, что ли? — послышался из машины недовольный голос подруги.
Я посмотрела на нее полными нечеловеческого страдания глазами:
— Я не поеду.
Все мое существо изнывало от мысли, что красавец на «Феррари» сейчас умчится в прекрасное далеко, и я больше никогда его не увижу, но оставить верные «Жигули» в чистом поле я не могла. Совесть настоятельно рекомендовала не бросать друга.