Это открытие оптимизма не прибавило, скорее, наоборот, заставило посмотреть на мир с еще большим подозрением… Нет, Анатолий здесь точно ни при чем — он в момент звонка находился рядом. Лизка? Бред полный! Тогда кто? Кто?! В волнении, а также в попытке обнаружить незримого врага я принялась крутить головой на триста шестьдесят градусов, а потому не сразу обратила внимание на удивленно-настороженные взгляды Лизаветы и Анатолия и на то, что «Мерседес» стоит в ста метрах от свалки, утробно урча двигателем.
— Виталия… — нехорошим голосом обратилась ко мне Лизка, однако, наткнувшись на мой блуждающий взгляд, заткнулась.
— Едем домой, — велела я шоферу.
Я очень надеялась засечь «хвост» по дороге к элитному поселку Джона. Там есть небольшой отрезок пути, проходящий по пойме. На этом отрезке автомобили редки и все как на ладони. Анатолий послушно двинул в указанном направлении, время от времени бросая на меня взгляды, полные тревоги.
— Кто звонил? — подала голос подруга.
— Депутат, — не моргнув глазом, соврала я.
Лизка изумленно присвистнула:
— Иди ты! Сам Ашот Акопович? И чего этому козлу от тебя понадобилось?
— Хочет, чтобы я к нему вернулась.
— И что? Вернешься?
— Вот еще! У меня и без него проблем хватает.
— Правильно, — одобрительно кивнула Лизавета. — Этого горбатого даже могила не исправит.
— Муж? — деликатно осведомился Анатолий, став невольным свидетелем нашего диалога.
— Депутат, — презрительно пояснила Лизавета и добавила: — Козел старый!
Шофер кивнул, словно соглашаясь, но на его лице ясно читалось непонимание: как будто депутат не может быть мужем, даже если он старый козел.
— Кстати, Виталия, а почему мы едем домой? У нас ведь еще один адресочек имеется, — вспомнила вдруг Лизавета.
— Завтра съездим. Поздно уже, да и устала я что-то…
Лизка хмыкнула, но больше с вопросами не лезла, что дало мне возможность сосредоточиться на дороге, а заодно хорошенько раскинуть мозгами. Но, как известно, качественно делать сразу несколько дел одновременно мог только Юлий Цезарь. Я, к сожалению, не он, оттого, должно быть, никакого «хвоста» не обнаружила, как ни старалась. Впрочем, и мысли, те немногие, что имелись, бестолково бились о пустой череп.
Прощаясь у ворот дома, Анатолий смотрел на меня с непонятным томлением, что заметила даже Лизавета. Многозначительно похрюкивая, она с интересом наблюдала за сценой прощания. Мне хотелось побыстрее оказаться с подругой наедине, чтобы наконец поведать ей о звонке, обменяться мнениями и, возможно, послушать мудрого совета. Поэтому прощание вышло несколько скомканным. Я быстро продиктовала Анатолию свой телефон, «забила» в мобильник его номер и, мило улыбнувшись, потащила все еще ухмылявшуюся Лизавету к себе в комнату.
По пути наверх мы наткнулись на Клару Карловну. Выглядела она, мягко говоря, утомленной бурной жизнью. Завидев нас, домоправительница слегка побледнела, зато Лизавета искренне обрадовалась встрече.
— Добрейший вечерочек, Клара Карловна! — сладким голосом сирены-искусительницы пропела подруга и расплылась в широкой улыбке. — Как ваше драгоценное здоровьице? Уже не тошнит?
Бледность Клары Карловны стала совсем уж неприличной. Наверное, ей страстно хотелось двинуть Лизке по шее и подробно рассказать о своем самочувствии, но дама справилась с эмоциями, хотя не без труда, и, не разжимая челюстей, процедила:
— Ужин через час. Прошу вас не опаздывать! — с этими словами Клара Карловна гордо удалилась. Удивительным образом даже ее неестественно прямая спина демонстрировала холодное презрение.
— Вот кикимора, — хихикнула Лизавета.
Едва мы очутились у меня в комнате, я отчего-то шепотом рассказала Лизке о недавнем звонке.
— А я ведь и правда подумала, что Ашот звонил, — призналась Лизавета. — Чего врать-то было?
— Не хотелось при Анатолии… распространяться, — слегка смутилась я.
— Тоже верно. Что будем делать? — после недолгого молчания озадачилась подруга.
Я пожала плечами:
— Выполнять инструкции, что же еще. Иначе «бошки оттяпают». Ну, ты в курсе…
Подружка долго смотрела на меня каким-то жалостливым взглядом, после чего неожиданно призналась:
— Вот за что я тебя люблю, Виталия, так это за то, что ты рождаешь во мне искреннее чувство.
— Чувство любви? — растерялась я.
— Нет, чувство противоречия: ты в самом деле такая дура или прикидываешься?
— Раньше была умной, а теперь вдруг дурой сделалась. С чего бы это? — Я посчитала, что имею полное право обидеться, поэтому надула губы и часто-часто заморгала, будто отгоняя набежавшую слезу.