Сжавшись в жалкий комочек на куче грязного тряпья, я с неудовольствием взирала на мир. Напротив, на таком же ложе, возлежала Лизавета. Была она малость зеленоватого цвета, с синевой под глазами и на висках и с запекшейся на затылке кровью. Подруга активно упражнялась в изящной словесности, глядя на большую корзину, стоявшую посреди камеры, а в ней сиротливо белели два батона хлеба, два пакета кефира, однопроцентного, между прочим, и двухлитровая бутылка минералки без газа.
Подозреваю, я тоже не выглядела как мисс Вселенная, потому что Лизка, бросив быстрый взгляд в мою сторону, брезгливо сморщилась:
— Ну и рожа у тебя, Шарапов! Чтоб мне так жить…
В другое время я достойно ответила бы подруге, но сейчас корзина, а вернее, ее содержимое, здорово будоражили воображение. Через мгновение я с неизведанным доселе наслаждением впилась зубами в батон. Он оказался удивительно мягким и страсть каким вкусным.
— Все-таки жизнь — занятная штука! — философски молвила Лизка, печально глядя на батон в одной руке и пакет с кефиром — в другой. — Недавно мы нехотя ели осетрину с черной икрой и без хлеба, а сейчас вот… вынуждены довольствоваться малым.
С этими словами подруга с аппетитом голодной пираньи вцепилась в свою пайку. Я тоже решила немного пофилософствовать, тем более что обстановка к этому располагала, и со всей откровенностью смертника высказалась о наболевшем за долгие годы:
— Дура ты, Лизавета. Не обижайся, — заметив округлившиеся глаза подруги, великодушно пояснила я, — просто этим я хочу указать место, которое ты занимаешь в жизни. Все бы ничего, да вот только детишек жалко…
— Каких еще детишек? — прошамкала Лизка. Внятно говорить она не могла по причине занятости рта пищей, а в такие минуты ее мозг, как правило, тоже принимает участие в пищеварении.
— Не обращай внимания, родная! — в общей беде я была великодушна, как Александр Македонский. — Это можно понять только гипоталамусом. Вот насытишься, тогда и поговорим.
— Не, не надо, — неожиданно отказалась подруга. — Мой гипоталамус получил серьезные повреждения и отказывается функционировать в нормальном режиме. Эх, молодость, молодость! Студенческая скамья, столовка с тараканами по углам, вот такой вот кефир с булкой… Романтика, блин!
— Не увлекайся, — посоветовала я подруге, — тебя и тогда студенческая романтика не сильно впечатляла — все искала мальчиков-мажоров да богатых папиков.
— Я практичная женщина, — Лизавета с чувством собственного достоинства расправила плечи, — романтика романтикой, а жизнь диктует свои условия.
С этим утверждением трудно было не согласиться, оттого я промолчала и погрузилась в меланхоличное разглядывание остатков батона. Минздрав и моя мама с детства не уставали предупреждать о вреде, который наносит прием пищи всухомятку, и теперь организм икотой и изжогой недвусмысленно давал понять, что авторитеты незыблемы, их надо слушаться. Да я бы и слушалась, но, учитывая ситуацию, это было практически невозможно, а потому батон пришлось доесть. Желудок недовольно поворчал немного, но, в конце концов, смирился с судьбой, чего не скажешь о Лизавете. Она снова вознамерилась начать беседу, однако не преуспела в начинаниях: неожиданно свет в каземате погас, в потолке открылся люк, и отдаленно знакомый голос без предисловий полюбопытствовал:
— Где Хотэй?
— Так мы тебе и сказали, — отозвалась Лизка.
Люк захлопнулся, свет снова зажегся. Мы с подругой уставились друг на друга в недоумении, но с некоторой долей радости в глазах.
— Ну, слава богу! — озвучила радость Лизка. — Теперь все встало на свои места. Легенда о твоем феноменальном уме перестала быть легендой и приобрела статус действительности. Все вышло так, как ты и предсказывала: пока Хотэй у нас, мы будем живы. С чем тебя и поздравляю, Виталия!
— Спасибо, конечно, но…
— Теперь мы сможем сами диктовать правила игры, раз знаем, чего от нас хотят. А я, между прочим, тоже кое-чего хочу! — неожиданно громко крикнула Лизавета.
Я испуганно вздрогнула:
— Чего, Лиз?
— В туалет, к примеру. А они нарушают основы международной конвенции о положении военнопленных. Я в Страсбург напишу! — подруга погрозила кулаком потолку.
— У нас корзина есть, — я по-честному попыталась помочь Лизке советом, но она почему-то обиделась: