Повинуясь безотчетному порыву, Алену обернулась. Перед ней стоял ее отец.
— Алена, — незнакомым глухим голосом произнес папа.
Ответить она не успела. Рука отца взметнулась неожиданно, резко и хлестнула Алену по лицу.
За спиной девушки снова охнула Альма, но в этот раз очень громко — почти вскрикнула, как будто это ее ударили. Алена непроизвольно потянулась ладонью к щеке и посмотрела на папу.
Она еще никогда его таким не видела. Его всегда ясное лицо помрачнело, брови сошлись на переносице, а тяжелый взгляд как будто говорил, что Алена совершила нечто непростительное.
В эту минуту папа презирал ее — Алена никогда не чувствовала ничего подобного.
И от папиного взгляда, даже больше, чем от пощечины, ей захотелось умереть прямо здесь и сейчас — в эту же секунду.
Чувствуя, как глаза наливаются горячей влагой, Алена сорвалась с места и бросилась прочь из кухни.
В слезах, она вылетела из дома. Сбежала по лестнице. Пронеслась по дорожке к воротам. Открыла калитку и бросилась по тропе к лесу.
Ей хотелось убежать как можно дальше. Убежать из этого дома далеко-далеко. Так далеко, чтобы никто никогда ее не нашел.
Чтобы никогда больше не видеть эту женщину, из-за которой самый родной человек в мире смотрел на нее, как на чужую.
Глава 13. ЗВЕРЬ С КРАСНЫМИ ГЛАЗАМИ
Тропа исчезла.
Алена даже не заметила, когда это произошло. Она бежала, не глядя. Плач душил, слезы застилали глаза, обида разрывала сердце на части. А еще мучил стыд. Папа дал ей пощечину прямо на глазах этой женщины, этой… ведьмы. Это было так унизительно…
В какой-то момент Алена осознала, что жесткие стебли растений царапают щиколотки и икры, и, посмотрев под ноги, обнаружила, что сошла с тропы.
«Неважно, — подумала она. — Я недалеко в лес ушла, найду дорогу обратно».
Впрочем, обратно ей совсем не хотелось. Алена сейчас даже представить себе не могла, как вернется в этот дом.
Почему!? Почему отец, который был для нее всем, ее единственная семья, встал на сторону этой женщины? Почему смотрел на свою родную дочь, как на врага? Она ведь о нем беспокоилась. Эта женщина — лгунья и притворщица. Почему папа этого не видит?!
Сцена в столовой вдруг встала перед глазами так ярко, как будто Алена пережила ее снова. Накатила новая удушающая волна слез.
Унизительно. Как он мог? Как папа мог так унизить ее перед этой чужой женщиной?!
Алена мысленно спохватилась и вытерла тыльной стороной ладони слезы.
Хорошо хоть никто из сыновей Альмы не стал свидетелем ее унижения. Этого она точно не пережила бы. Либо умерла от стыда, либо собрала бы вещи и в одиночку уехала в Дарильск. Впрочем, может, так и стоит поступить? Возьмет и уедет. Будет одна жить, не страшно. Устроится на какую-нибудь подработку в вечернее время и в выходные — Алена привыкла много работать по дому, так что справится. А папа пусть остается с этой… ведьмой треклятой, раз уж она ему дороже единственной дочери.
Твердо сказав себе, что так и сделает, Алена почувствовала, что ей стало легче. Слезы понемногу отступали. К тому же, чем дальше она углублялась в лес, тем сильнее ощущала, как он влияет на нее. Слушая в тишине звуки, которые рождали ее шаги, Алена как будто поддавалась неподвижности леса, его незыблемому спокойствию, царственному равнодушию. В какой-то момент у нее возникло странное чувство. Лес как будто говорил ей: «Твои обиды и слезы здесь не имеют смысла. Оставь их, это лишняя ноша».
Алена и впрямь почувствовала, как будто груз обиды, давивший на ее плечи, ослаб. Только что бушевавшая внутри буря улеглась.
«И что мне делать? — думала она на ходу, смиряясь с тем, что трава и ветки кустарников продолжают царапать ее ноги, а в босоножки то и дело попадают колючие стебельки. — Как я вернусь? Ненавижу эту женщину, злюсь на папу и не хочу видеть, как он злится на меня, потому что это невыносимо. И пойти не к кому, хотя бы на ночь. Если бы я сейчас была в Дарильске — переночевала бы у Димки, он бы слова не сказал. А здесь… Ни одного друга или просто хорошего знакомого, ни в селе рядом, ни в Гнежине. Впрочем, ни туда, ни туда все равно пешком не дойдешь — ноги отвалятся. Ненавижу это место. Здесь все чужое. Не прощу папе, что он меня сюда привез, а потом взял и отвернулся от меня. И теперь я совсем одна. Потому что больше у меня никого в этом мире нет».
Внезапно ей стало себя жалко — почти до слез. Но плакать настроения больше не было, и жалость к себе не находила выхода. Да и лес продолжал ощутимо внушать, что в слезах нет смысла. Интересно, насколько древний этот лес? Деревья вон какие огромные. А многие из них очень старые — корни торчат над землей скопищем извивающихся змей. Хотя были здесь и молодые деревья — этот лес, как и любой другой, постоянно обновлялся.