Она ничего не забыла, и голова у нее была ясная. Каждое воспоминание отзывалось в ее душе глубоким чувством.
Флоринде хотелось собрать воедино все свои воспоминания о детстве в России, которую она покинула во время революции ради любви к Артуру. Флоринда ни о чем не жалела, но тосковала по России, как, впрочем, и по Артуру, который умер слишком рано и оставил ее одну.
— Пойду пройдусь, — сказал он однажды январским вечером шестьдесят лет назад. Ушел и не вернулся. Его нашли во Фрогнер-парке. Отказало сердце.
Флоринда осталась с дочерью в Норвегии, где ей было легче жить воспоминаниями о муже.
Этим вечером ее охватила необъяснимая тревога. Она заметила, что ходит по квартире быстрее обычного. Она постояла, ожидая, когда из-за островерхой крыши противоположного дома покажется луна, но, не дождавшись, принялась снова мерить шагами комнаты. «Не понимаю, в чем дело, — думала она. — Откуда эта тревога?»
На мгновение она замерла и прислушалась — может, это Идун, дочь, пытается установить с ней связь? Флоринда не видела ее с тех пор, как та в тридцать один год покинула Норвегию, мужа и сына, чтобы вернуться в неведомую, но родную для нее страну.
Флоринда знала, что не в силах остановить дочь. Знала, что Идун, хотя и обещала, может быть, никогда не вернется. Дочь не писала домой, не звонила, ни с кем не передавала вестей о себе. И тем не менее Флоринда чувствовала, что Идун близко. Случалось, она просыпалась по ночам от того, что кто-то гладил ее по щеке или шепотом произносил ее имя. Это могла быть только ее мать или дочь. И лучше бы это была Идун.
Вздохнув, Флоринда снова замерла у окна. Наконец луна поднялась над крышей — она прокатилась по коньку и, соскользнув с него, поплыла по небу.
Больше всего на свете Флоринда любила лунные ночи. Однажды она сказала об этом матери, и мать со смехом заметила:
— Ты еще многого не знаешь о луне!
На столе, залитом лунным светом, стоял бокал, и мать передвинула его, не прикасаясь к нему руками. На лбу у нее выступила испарина. Это было чудо.
— А все луна, — сказала мать. — Когда-нибудь и ты сможешь так сделать.
Но Флоринда не смогла, по крайней мере, до сих пор.
— Мы из рода чудотворцев, — сказала мать, но Флоринда не поняла тогда, что это означает.
Луна пропала из виду. Единственный недостаток большой и удобной квартиры Флоринды заключался в том, что луна из ее окон была видна очень недолго.
Флоринда снова принялась ходить по квартире. Почему-то она вдруг подумала о Николае, своем правнуке, и ее тревога усилилась. Она даже вздрогнула, обычно такое состояние предвещало опасность.
Максим Сверд сидел в самолете, вылетевшем вечером из Франкфурта в Йоханнесбург. В иллюминатор заглянула белая луна. Максиму стало неприятно, и он отвернулся.
На душе у него было неспокойно, хотя причин для тревоги не было. Дела шли хорошо. Максим продавал предметы прикладного искусства из африканских стран, главным образом, из Кении, Танзании и Замбии. Его идея оправдала себя. Предметы африканского народного искусства шли в Норвегии очень хорошо.
Узловой точкой, в которой сходились все нити торговых договоров Максима, был Найроби, но, бывая в Африке, он посещал также и Йоханнесбург. Проходя паспортный контроль на аэродроме Форнебю в Осло, Максим каждый раз нервничал. Он со страхом ждал вопросов, на которые ему будет трудно ответить. А подходя к таможенникам, он вообще почти не владел собой.
Голос Гуса ван Даана был тверд, как алмаз. Он позвонил Максиму несколько дней назад. Это был плохой знак, и Максим сразу решил, что допустил какую-то оплошность.
Собственная неуверенность всегда раздражала Максима. Ему вечно казалось, что он в чем-то виноват. Он думал о своей матери, которая бросила его, когда он был такой маленький, что даже не смог запомнить ее. Максим не хотел о ней думать, но она возникала в его снах и мыслях, когда он меньше всего ждал этого. Он до сих пор тосковал по ней и потому злился на нее.
Максим никогда не говорил о матери. Ему было трудно даже произносить ее имя, и он упрекал Флоринду в том, что она не остановила дочь. На Флоринду он злился еще и потому, что она отказалась растить его. Наверное, он ненавидел их обеих. А впрочем, кто знает.
Максим старался держаться как ни в чем не бывало. Он стремился контролировать свои поступки, быть сильным и мужественным. Ему нравилась его фамилия[1], хотя отец, давший ему ее, ничего для него не значил. После того как мать уехала в Россию, отец затерялся в огромном мире, не оставив никаких следов.
«Отца я тоже не помню», — думал Максим. Однажды Флоринда показала ему фотографию высокого серьезного человека, снятого возле дерева. Отец.