– А что, в «ИК» есть кто-то выше вас? – спросила Эли.
Профессор кивнул:
– Омфалос. Кодовое имя. Я даже не знаю, мужчина это или женщина. Мы общаемся через посредника. Я передал все, что мне сказала Энн. Ответ был резким… злым. Связь с агентом из Масса… расценивается как опаснейший взлом защиты. За это полагается смерть. Я испугался за жизнь твоей матери. Винил себя, что сказал слишком много. А потом… пришла новость… о несчастном случае в Антарктиде. Не знаю, как она там оказалась. У «ИК» никогда не было базы в проливе Мак-Мердо. Ее смерть подкосила нас всех. Я не мог и подумать, что это была инсценировка. Что она… перешла на…
Профессор закашлялся, и его лицо сильно покраснело. Он откинулся на носилки, и его глаза закатились.
– Прошу вас! – взмолилась доктор Бредли. – Он очень слаб!
Рассеяно кивнув, папа отошел в сторону. Медики подняли носилки и понесли.
Пока они устанавливали их в фургон, куда потом забралась и доктор Бредли, лицо папы оставалось белым как снег.
Глава 15
Чингис и Радамантус
– Так как… твоя мама? – спросил папа. – Здорова?
Мы все набились в его маленькую «Тойоту» и теперь подпрыгивали на ухабистой дороге – Торквин и папа спереди и мы с Эли и Кассом сзади. Медицинский фургон исчез за длинным зданием из металла и стекла, выглядящим на фоне дикого ландшафта совершенно неуместно. В противоположной от него стороне плоский монгольский пейзаж прорезал поезд да стадо овец, подобно кучкам пушистого снега, неторопливо брело куда-то. Мое тело все еще ныло после жесткого приземления, но я почти не обращал на это внимания. Часть меня пребывала в эйфории оттого, что мы с папой встретились. Другая же полыхала от злости, что у него были от меня тайны.
– Здорова, только работает на врага, – ответил я. – Почему ты никогда не говорил мне, что знаешь об «ИК», пап? Кому были нужны эти секреты?
Эли положила свою ладонь поверх моей. Только тогда я заметил, что дрожу.
– Ты был совсем маленьким, Джек, – сказал папа. – Мы не хотели тебя пугать.
– Я уже не маленький, – отрезал я.
Папа свернул на свободное место на стоянке у стеклянного здания и остановил машину.
– Ты прав. Я должен тебе объяснить. Всем вам. – Он потер лоб. – В общем, много лет назад твоя мама заметила череду странных смертей среди подростков – им всем только исполнилось четырнадцать, и все они были удивительно одаренными. У всех у них на затылке была одинаковая отметина – белые волосы в форме греческой буквы лямбда. Я посчитал это всего лишь жутковатым совпадением, но мама верила, что за этим скрывается нечто большее. У нее были две кузины, обе вундеркинды – одна в музыке, другая в математике. Обе умерли в четырнадцать лет. У обеих на голове был символ лямбды. И тогда у нее появилась навязчивая идея, что этот символ может появиться и у тебя. И она нашла его.
– Сколько тогда было Джеку? – спросила Эли.
– Пять или шесть. – Отец, погрузившись в воспоминания, потер подбородок. – Волосы еще не побелели, но их структура уже отличалась. Никто бы и не заметил, не ищи их специально. Разумеется, мы запаниковали. Мама дергала за тысячи ниточек в поисках ответов, и в конце концов ей попалась работа Бегада, где он высказывал теорию об Избранных и их генетической аномалии. Она связалась с ним, и между ними завязалась переписка. Он казался таким скрытным – я не доверял ему, но мама была убеждена, что он на правильном пути. Она тратила все больше и больше времени, занимаясь какими-то его делами, пока наконец не объявила, что ей нужно в Антарктику – как она сказала, на встречу с ним. Я не хотел ее отпускать, но был по горло занят основанием новых компаний по исследованию биотехнологий, накоплением капитала, наймом генетиков, разбором теорий… А потом раздался звонок. Твоя мама…
Он отвернулся. У меня сжалось горло. Я до сих пор помнил день, который перевернул мою жизнь верх дном.
Эли крепко сжала пальцами мою кисть.
– Больше я о Бегаде не слышал, – почти шепотом продолжил папа. – Я был опустошен. Меня охватила ярость. Я хотел выследить его, но ее бы это не вернуло. Вместо этого я удвоил усилия, положив всю свою жизнь на то, чтобы найти способ спасти тебя.