— Это было неудачное падение, — объяснил мой отец, — с самого верхнего этажа квартиры в Субуре, с пятого этажа. Он упал головой вниз. Как я уже сказал, гробовщики сделали все, что могли…
— Да, я понимаю. Пусть маска пока лежит на нем.
— Конечно, консул.
Не в первый раз я задавался вопросом о подлинной личности трупа на носилках. Мой отец отказался рассказать мне, следуя своей давней практике держать в тайне любой аспект своей работы, который он считал для меня излишним. Когда мне исполнилось семнадцать, я подумал, что мой отец сочтет нужным поделиться со мной всеми своими секретами, но, если уж на, то пошло, за последний год он стал более осторожным, чем когда-либо. Я знал, что в Риме, должно быть, происходит что-то очень опасное, раз Антипатр инсценировал собственную смерть, а мой отец помогал ему в таком диком замысле, но что касается подробностей, то меня держали в неведении.
Пожилое тело, лежавшее на носилках, по-видимому, идеально подходило Антипатру; ни один из многочисленных посетителей не выразил ни малейшего сомнения. Конечно, единственными частями трупа, которые были видны, были длинные белые волосы и борода и морщинистые, покрытые возрастными пятнами руки, скрещенные на груди, остальное было прикрыто одной из любимых одежд Антипатра и маской. Человек действительно умер от падения в Сабуре, как и описал мой отец, сломав себе череп и раздробив лицо. Был ли он рабом, тайно приобретенным у его хозяина? Или какой-нибудь подлый преступник, на которого никто не хотел претендовать? Или просто какой-то древний гражданин Сабуры, у которого не было ни семьи, ни друзей, которые бы его оплакивали? Кем бы он ни был, он умер в нужное время и таким образом, что его можно было смело выдать за Антипатра. В каком-то смысле мой отец оказал бедняге услугу;
— Как печально, — сказал Катул, — что Антипатр умер в свой день рождения — единственный день в году, когда он позволил себе напиться до беспамятства. «Моя ежегодная лихорадка дня рождения», — называл он это — как будто такая болезнь существовала на самом деле! — и не хотел видеть рядом с собой никого из друзей, притворяясь, что весь день прикован к постели из-за болезни. Я предполагаю, что это пьянство привело его к такой смерти?
-- Похоже, Антипатр действительно был сильно пьян, -- сказал мой отец. — Тело все еще источает запах вина. Если вы уткнетесь носом в его плоть…
— В этом нет необходимости, — отрезал Катул, все еще слегка бледный. — Правда ли, что он был в гостях у проститутки?
— Это кажется вполне возможным. Комната, из которой он выпал, как известно, использовалась для таких свиданий.
— В его возрасте! — Катул покачал головой, но слабо улыбнулся. — Но не было никаких признаков преступления?
— Ничего из того, что я смог найти, — сказал отец.
— А находить гадости - твоя профессия, как я понимаю. Мужчина или женщина?
— Прошу прощения, консул?
— Проститутка, у которой Антипатр была в гостях — мужчина или женщина?
Никто больше не задавал этот конкретный вопрос, и я увидел, что мой отец старался придумать ответ на месте. Катул, насколько я помню, был известен благосклонностью к молодым людям и даже сочинял стихи на греческом языке, чтобы польстить своим любовницам, что было довольно смело для римского аристократа старшего поколения.
Отец поджал губы: — Компаньон Антипатра, очевидно, сбежал после несчастного случая со смертельным исходом, ничего не оставив после себя, но я полагаю, что посетитель в таверне внизу видел ранее тем вечером красивого молодого человека в компании Антипатра. — Мой отец умел бессовестно лгать, но это умение он так и не смог передать мне. Внутри стены я услышал, как снова падает штукатурка. То ли Антипатр снова затрясся от смеха, то ли в негодовании пнул стену?
— Ах! — Катул понимающе кивнул. — Антипатр был осторожен в своих любовных делах — настолько молчалив в таких вещах, что я решил, что старик уже прошел через все это, освободившись от цепей Эроса, как сумасшедший Софокл в старости. Но я всегда подозревал, что у него была способность оценить красивого юношу. Как же еще он мог бы сочинить такую прекрасную эпитафию Анакреону?
Консул приложил руку к сердцу и продекламировал:
Вот здесь покоится Анакреон-поэт, певец, игравший нам на лире.
Услышьте песню вы его о пламени любви
Анакреона к прекрасному танцору Батиллеусу,
Кому он задавал вопросы эти, отчаянно ища ответа…
Катул вздохнул и вытер слезу с глаза. До этого момента он почти не замечал моего присутствия, но теперь его взгляд упал на меня.