Алан огляделся, ища глазами хозяев, и крякнул от удовольствия: прекрасный кадр! И как здорово монтируется с финальным!
У балконного парапета тесно прижавшись стояли двое. Ветер спутал их волосы, руки сплелись. Словно ладони в мольбе, прижались друг к другу тела… Единое существо, слившиеся для совершенной гармонии половинки. Как тогда, на Башне. Только вокруг — ликует весенний свет, а в забинтованной, отяжелевшей руке маэстро нет скрипки. Той, легкой и мудрой, что лучше всех могла бы рассказать об этом.
P. S. Дикси Девизо-Артемьева.
Скоро Рождество. Посапывает сладко спящая дочка. На прибывшей из леса елке мерцает серебристая пыль. В тишине, словно хрустальные мотыльки, порхают звуки клавесина…
Исповеди и признания, спрятанные в этой тетрадке, кажутся мне теперь глупым и не слишком удачным художеством. Но три цветка на обложке взывают о милости. Я не бросаю тетрадь в камин. Я смотрю на спину играющего Майкла, на его чуть покачивающийся в такт колыбельной затылок, и не могу поверить, что весь этот необъятный покой, всю заключенную в звуках вечную нежность, прощение и любовь дарит лишь одна его рука — рука моего Микки.
Вальдбрунн
23 декабря 1995 г.