Ал замолк, обводя глазами присутствующих. Все молчали, не зная, как отнестись к странному рассказу Герта.
— И ты, конечно, сразу смекнул, в чем дело? — насмешливо поинтересовался Сол.
— Ах, я вообще ни черта не понял! Наскоро распрощался со стариком и выбросил из головы всю эту дребедень… Но вот в октябре прошлого года я узнал, что в поместье Дикси возвышается эта чертова Вайстурм! Я треснул себя ладонью по лбу и даже перекрестился. Если честно, я немного струхнул…
— Ал, у тебя получилась новелла из жизни «славного ковбоя и выдающегося мыслителя Алана Герта». Речь, насколько я понимаю, идет совсем о другом… — тихо, но настойчиво вклинился Сол.
— Тогда рассказывай сам — новеллу о «героическом и мудром иудее Соломоне Барсаке».
— Увы, я недостаточно красноречив. И от природы скромен. Передаю микрофон тебе, Герт. Только переходи сразу к делу.
— Мне кажется, я знаю, что должен сейчас услышать. Я даже уверен, что слышал эту историю тысячу раз, рассказанную голосом Дикси над моей больничной кроватью, затем невразумительным английским Рудольфа. Потом мне все очень красочно пересказала Труда, особенно про мою руку и госпожу Девизо. Я также слышал по радио о процессе над неким господином Хоганом, застрелившим режиссера Тино в ответ на оскорбление его личности. И еще я читал о случившейся здесь истории в парижском журнале и даже видел свое фото. Правда, узнать ни того ни другого не мог — ни истории, ни себя! — Майкл положил на колени Дикси свою забинтованную руку, и она покачивала ее, как ребенка. — И вот наступил торжественный момент — господин Герт прибыл прямо из Лос-Анджелеса, а Соломон Барсак — из Рима, чтобы рассказать нам всю невероятную правду. Прошу вас, друзья, не торопитесь и постарайтесь быть как можно красноречивее. Нам с Дикси доставляет огромное удовольствие чудесная притча о воскрешении. Алан глубоко вздохнул, сосредоточиваясь, и приступил к рассказу:
— Конец октября. Я ушел из киномира и с головой погрузился в свой маленький автомобильный бизнес. Невеста бросила меня, великие идеи разбежались. Детишки из местного приюта, куда я регулярно вносил пожертвования, подарили мне ко дню рождения надувную куклу. Нет, не из секс-шопа. Настоящую Красную Шапочку!
Звонок Барсака чуть не сбил меня с ног! Пьян, как свинья, подумал я. «Руффо — сатана! Шеф — преступник! — кричал Сол. — Эта банда жаждет крови. Им требуется два трупа, два!» Понадобилось минут двадцать, чтобы понять, что за контракт заключила с некоей «фирмой» Дикси и каков замысел финала. «Вот сволочи! — взвился я. — На «Оскаров» тянут, бессмертие в истории кино им понадобилось… Мразь, подонки!» Мы изощрялись с Соломоном в ругательствах, а время не ждало — я-то сидел в Лос-Анджелесе, а в австрийский Вальдбрунн уже отправился из Рима этот монстр-извращенец Хоган… Но Алан Герт на трюковых съемках собаку съел, как и на «психологии», между прочим. — Он с вызовом посмотрел на Дикси. — Живо все прикинул — возможное развитие действия, длительность диалогов и время на дорогу, сборы «команды». И понял: поспею лишь к финалу, а если эти стервецы сработают чисто, подстелю героям «соломку» — ведь снимаются они без дублеров… Сказал Солу: двигай, старик, в поместье и действуй по их сценарию. Нигде не отклоняйся, чтобы не спугнуть злодеев. Они ведь ради «высокого искусства» на все пойдут. А сам ты вряд ли сумеешь уладить дело. Не проявляй инициативы, но потяни время. Раньше 23.00 чтобы ни души на башне не было…
— Я не сразу понял из разговора с Шефом, что они хотят получить «второй дубль», то есть осуществить провалившуюся идею с самоубийством… Далась им эта башня! — Сол задумчиво изучал рисунок на скатерти. — Но когда сопоставил факты — срочный выезд операторов и Хогана, неожиданная «откровенность» Зазы со мной, то понял — своей хитрой жопой допер — меня используют в качестве «подсадки», чтобы спровоцировать здесь кровавую бойню. Ни времени, ни идей у меня не было. Не звонить же в полицию — заберут в дурдом, а пока разберутся, будет уже поздно. Я целиком доверился Алу… Да у меня и выбора не было, — я лишь тянул и тянул, стараясь выиграть время и предотвратить катастрофу. Но Хоган действовал быстрее. После того, как он предъявил Майклу компромат, сюжет развивался по закону цепной реакции… Я лишь успел дать распоряжение дворецкому тайком пропустить машину с помощниками Ала. Пришлось поклясться на иконе Божьей Матери, что действую в интересах хозяев. Не знаю, почему старик поверил мне…
— Ах, вот действительно была нервотрепка! — спохватился Ал. — Все в этот день опаздывало — самолеты, поезда, часы… Когда я с тремя каскадерами из моей бывшей группы и с нашей страховочной сеткой подрулил к поместью, пробило 11 часов!.. Боже! Я, кажется, набил морду придирчивому охраннику и еще приложил одного крепенького паренька, дежурившего с камерой прямо под башней. А на башне! Красота-то какая! Стоят двое в обнимку и ни за что не держатся — только друг за дружку. А сзади поднимается огромная луна, окутывая парочку бледным загадочным сиянием… Ну прямо сцена на кладбище из «Жизели»… Только еще хуже. У парня в руке что-то зажато, пригляделся — скрипка! Отлично, думаю, может, еще играть будет. Ан нет, опоздали, никаких музицирований. Едва мои ребята сетку растянуть успели — вспорхнули голубки. И камнем — в наш сачок. Только струны взвизгнули…
Дикси сжала ладонями виски и, алебастрово побледнев, откинулась на спинку кресла.
— Прекрати, Герт! Что за изуверские шутки — ты же не из компании Руффо! — Соломон подскочил к Дикси и протянул ей бокал вина. — Один глоток, детка!
Майкл смотрел прямо перед собой пустыми, остановившимися глазами. Сол встряхнул его за плечи.
— Без паники, господин Артемьев! Здесь в любом парке мальчишки на «тарзанке» с башен прыгают и еще платят за удовольствие… Вы-то в Пратере тогда здорово порезвились!
Михаил глубоко вздохнул, возвращаясь к реальности, и улыбнулся.
— На пратерских аттракционах было очень страшно… Я словно несся в пропасть очертя голову, боясь не дотянуться, не догнать Дикси… А на башне — блаженно… — Он наклонился к Дикси, коснувшись ее щеки губами.
— Я никогда не забуду тот поцелуй наверху, на последней точке… Ни пленка, ни холст, ни слова не способны передать это. Они бессильны уловить запредельное, как человеческое ухо — ультразвук. — Смутившись, Дикси умолкла.
— Как раз этого и добивались «фирмачи» — вырваться в запредел. Они задумали вывернуть потроха наизнанку, препарировать душу и заснять, как этот механизм работает! Только не дарованными им средствами — не «великой силой искусства», нет! — скальпелем патологоанатома. Мерзавцы! — Сол в сердцах саданул кулаком по столу. Задребезжало серебро, всплеснулись в бокалах винные бури. — Они промахнулись… Мне удалось проникнуть в тайники «фирмы» и уничтожить их проклятый архив. Пусть теперь охотятся на старика Соломона — не очень-то перспективное занятие. В художественном смысле! — Он хрипло, невесело засмеялся.
— И кто тебя просил?! — возмутился Ал. — Архив мог стать неопровержимой уликой в судебном процессе. Теперь Хоган, отделавшись от Шефа, постарается выйти из воды сухим. Ничего, скоро этот хамелеон проглотит свой язык! — Ал победно сверкнул глазами. — Немедля запускаю новый фильм — «Полет над лунным садом». Дикси в главной роли. Господин Артемьев — консультант. Ты, Сол, — действующее лицо и оператор. Симбиоз документа, психологического разбирательства и трагедии. Да и финал у меня снят — натуральный, без дублеров! Это же настоящая «пуля»… Ну, конечно, без страховочной сетки…
— Ал… Я, наверно, не поняла? Ты хочешь подхватить идею «фирмы», доснять их «сценарий»?! Ты и вправду полагаешь, что смерть и любовь неразлучны? — Дикси недоуменно озиралась, ища сочувствия у присутствующих.
Майкл обнял ее.
— Он ошибается, девочка. Он просто слишком жизнелюбив, поэтому и заигрывает со смертью. Здоровая полнокровность… это, это… Эх, жаль, я бы смог сыграть свою мысль! — Майкл с трудом поднял забинтованную руку. — Я хотел сказать, что очень здоровое, биологически полноценное тело подобно скафандру. Оно предохраняет душу от воздействия таких тонких материй, как музыка, сочувствие, милосердие, умиление… Ты сказала, Дикси, что искусство не в силах передать запредельное. Музыка может… Моя погибшая скрипка — могла! Теперь за нее сыграет Саша — сын стал великолепным пианистом!