Один превратит тебя в огненный столб и уничтожит тебя.
Один заставит тебя есть собственные экскременты.
Один сорвет волосы с твоей головы и скальпирует тебя.
Один придет и разрубит тебя на части.
Один придет как тысяча скорпионов.
Один прикажет насекомым поедать тебя.
Один вызовет у тебя страшные кровотечения и будет иссушать твое тело, пока ты не умрешь.
После того как Марк закончил читать и отложил блокнот, его последние слова еще долго эхом гуляли по палатке. Наконец Рон проговорил:
— Семь стражей, семь заклинаний с ужасными угрозами.
— Не нравится мне это, Дэвисон, совсем не нравится. Я хочу знать, что здесь происходит. Что вы от нас скрываете?
Марк нахмурился:
— Скрываю? Ничего.
Он украдкой взглянул на Алексис.
— Даже не пытайтесь убедить меня, что в этой надписи нет ничего необычного! За четыре месяца, во время которых мы готовились к экспедиции, я очень много читал о Древнем Египте. Это не простая надпись, Дэвисон. Эти семь заклинаний, семь проклятий нужны не только для того, чтобы отпугнуть грабителей. Они предназначались для того, чтобы гробница навсегда осталась закрытой! Почему? — Холстид говорил все громче и уже почти кричал. — Что там внутри, чего так боялись жрецы?
— Всего лишь мертвый человек, ничего больше, — ответил Марк усталым голосом. — Жрецы считали Эхнатона воплощением зла. Поэтому они изолировали его. Только и всего.
— Не это ли имела в виду старая себбаха, когда она предупредила Рамсгейта, что он выпустит демонов… — пробормотала Жасмина.
— Мы имеем дело с древним, пришедшим из глубины веков, прочно укоренившимся суеверием, которое передавалось из поколения в поколение. — Марк печально покачал головой. — Единственное зло, находящееся в этой долине, сидит в нас самих. — Он обратился к Абдуле: — Подготовь своих людей к тому, что мы завтра открываем гробницу. С дверью нужно обращаться исключительно осторожно.
Молчаливый египтянин отошел от плиты и мрачно посмотрел на Марка своими проницательными глазами.
— Остальные рабочие тоже исчезли, эфенди.
— О черт…
— Это скелет напугал их. Они сказали, что прошлой ночью им привиделся кошмар. Их преследовали огромные чудовища, которые приказали им вернуться в деревню.
— Остался хоть кто-нибудь?
— Только три государственных гафира и четыре человека из Эль-Хавата. Я пообещал им очень высокую оплату, эфенди.
— Позаботься, чтобы они перенесли свой лагерь в каньон, и поставь у входа в гробницу гафира. Если мистеру ель-Шейхли удастся связаться завтра утром с Каиром, он попросит прислать новых рабочих, которые будут помогать нам непосредственно внутри гробницы. — Марк повернулся к молодому египтянину. — Или, может быть, вы хотите позвонить уже сегодня?
— Нет-нет, — ответил Хасим почти беззвучно. — Я все еще немного слаб. Но завтра все будет в порядке. А сейчас мне нужно отдохнуть…
Все собирались уже подняться с мест, как вдруг услышали возгласы Рона, стоявшего у дверей:
— Черт побери, вот это да! Посмотрите-ка!
Марк вскочил:
— Что еще?
— Их там целая толпа!
Марк помчался к выходу.
— Толпа?
— Туристы!
Марк схватил бинокль и выскочил из палатки. Примерно в ста метрах от лагеря шествовал караван из нескольких ослов, на спине у каждого сидел наездник. Они приближались к рабочему поселку.
— Их около тридцати, — сообщил Рон, подойдя к Марку.
Остальные тоже вышли из палатки, жмурясь от яркого солнца и прикрывая глаза руками.
— Они прибыли на одной из лодок, «Исиде» или «Осирисе», — сказал Марк, наблюдая за группой в бинокль.
— Что им здесь нужно? Туристы здесь никогда не останавливаются.
— Я, кажется, знаю, в чем тут дело… — Он протянул Рону бинокль.
Рон быстро окинул взглядом цепочку ослов, на которых ехали туристы в яркой разноцветной одежде и шляпах от солнца. Потом он удивленно опустил бинокль.
— А это случайно не сэр Джон Селфридж из Оксфорда?
— Собственной персоной. Опять привез практикантов. Наверняка застрянет здесь на несколько лет.
Застыв в угрюмом молчании, Марк и Рон наблюдали за наездниками, державшими свой путь через холмы в сторону лабиринта древних развалин. Все остановились и начали слезать с ослов, и только один из прибывших поехал дальше. Он направлялся прямо к лагерю. Это был мужчина в белых джинсах, белой рубашке и белой панаме.