Массивный треугольный дом, явно доминирующий в этом месте, как он услышал, носил гордое название «Утюг». Он был ночлежкой, специально для таких, как он, бедолаг. На первом этаже был трактир, куда Лёха и направился. Есть почему-то хотелось, несмотря на то, что он уже как бы немножко помер.
В трактире было скучно и тихо. Крестьяне и извозчики степенно хлебали из тарелок, и громко фыркая, пили чай. Никакого пьяного разгула и уголовных личностей видно не было. Врал что ли Гиляровский, или, может, художественно приукрашивал? Непонятно.
Лёха сел за дощатый стол, к которому подбежал резвый паренек, с пробором посередине головы.
— Обед: каша с маслом, кисель, щи с убоиной — семнадцать копеек. Если щи пустые — одиннадцать копеек. Чай — пять копеек пара.
— Неси с убоиной, — махнул рукой Лёха. Денег дали только на пожрать, права была Лилька, жадные жлобы у них в ведомстве.
Еду принесли мигом, и уже минут через десять Лёха был сыт, и начал оглядываться по сторонам. Есть торопливо тут было не принято, поглощение пищи было целым ритуалом, и на Петрова поглядывали с удивлением. Паренек подбежал к нему, чтобы забрать тарелки, а Лёха, показав ему гривенник, сделал выстрел наугад:
— Мне к самому как попасть?
Тот вздрогнул и воровато оглянулся, перекрестившись.
— К самому Иван Петровичу, что ли?
— К нему, — важно кивнул Лёха.
— Да они с тобой и разговаривать не стануть. Ты деревня, а они Почетный Гражданин, и домовладелец. Понял?
— Да, я думаю, будет, — уверенно сказал ему Лёха.
— Они в «Каторге» по вечерам бывають, — неохотно сказал половой, смотря на гривенник в неослабевающим интересом. В дешевом трактире с чаевыми было туго, тут за копейку набегаешься. Чай, не ресторан «Эрмитаж», и не Английский Клуб.
— Где эта «Каторга»?
— Да вон, — кивнул подбородком парень. — Подколокольный переулок, одиннадцать. — Но, если разговор пустошний будет, я тебе, деревня, не завидую. Пойди, причастись перед этим, вдруг поможет.
Гривенник сменил владельца, а Лёха достал еще один из своих скромных запасов, и снова показал его парнишке.
— Зеленые ноги — это кто?
— Это беглые, с каторги, — судорожно сглотнул он. — У них голова бритая, не спутаешь.
— А зачем они это делают? — спросил майор.
— Так им там одну сторону бреють, чтобы приметные были, — пояснил половой. — Они когда бегут, то всю голову обстригають. Ехал бы ты домой, паря, а? К жене под бок, неровен час, вдовой оставишь.
— Как мне Ивана Петровича узнать, если что, — спросил майор.
— Да ты не волнуйся, они уже про тебя сами знають, — пугливо сказал половой, и перекрестился. — Они завсегда знають, когда их всуе кто-то поминает.
Глава 7
— Бывай! — Лёха жестом переодетого миллионера бросил ему гривенник, и вышел на свежий воздух. Огромный капитал в двадцать копеек с половиной давал уверенность в обеспеченном будущем, и Лёха коротал время, разглядывая типажи, что передвигались мимо него.
— Эй, деревня, побаловаться не хочешь? — спросила его какая-то малолетка, шмыгая носом.
— С тобой, что ли? — от всей души удивился Лёха.
— Ну да, — непонимающе посмотрела та на него.
— Да тебе лет то сколько? — Лёха удивился еще больше.
— Замуж рановато, а для работы в самый раз, — нахально ответила та.
— Иди, девочка, я не по этой части, — отправил ее Лёха восвояси.
— Тьфу, вот ведь лупень[5] залешанский[6]. Понаехали тут, — и коренная москвичка с гордым видом удалилась. Видимо, для поиска менее разборчивых кавалеров.
Трактир «Каторга» назывался просто «Трактир». Наверное, звучное название ему было присвоено из-за специфического контингента, который присутствовал тут в большом количестве. Что характерно, на улице майор таких рож не видел, а тут их было минимум половина зала. По всей видимости, они сюда пробирались какими-то скрытыми ходами.
— Эй, деревня, дверью не ошибся? — с необыкновенным радушием спросил его могучий бородатый мужик, стоявший у входа. Вышибала, видимо. Свернутый набок нос и посеченные шрамами кулаки придавали ему дополнительное очарование.