Или ещё нет?
— Я действительно мало что знаю, — сказал я.
— В Гнезде много погибших? — спросил Лихачёв небрежно.
— Четверо, — сказал я. — Своими глазами видел.
Если Лихачёв и понял, что ответ двусмысленный, то давить не стал.
— И что считает хранитель?
— Мне не докладывала, — мрачно ответил я. — Но беспокоится, не стояло ли за нападением другое Гнездо.
Лихачёв наклонился вперёд, ссутулился, с минуту помолчал, размышляя.
— Эх… будь всё как раньше. Камеры на каждом метре, каждый шаг в центре отслежен… ещё и мобильники у всех, каждый сам себя светит… Другое Гнездо, говоришь? Тоже об этом подумал. А первая мысль — обычно неправильная. Что собираешься делать?
Я помолчал. И, собравшись с духом, сказал:
— Простите. Но вряд ли я могу вам рассказывать.
Лихачёв вздохнул. Пробормотал:
— Так и предполагал… Все вы, призванные, такие… Видишь Диану, Максим?
— Вижу, конечно.
— Это двадцать процентов массы Луны. Ещё сорок — Селена. Ещё тридцать — пыль и мелкие астероиды лунного кольца. Куда делось десять процентов лунной массы? Как Инсеки сумели за несколько часов превратить наш спутник в кольцо и два малых спутника? Да ещё и на стабильных орбитах? Селена и Диана пылесосят орбиту, но ближайшие десять тысяч лет над Землёй будет именно кольцо с двумя спутниками.
— А я его иногда называю лентой, — сказал я.
— Почему?
— Ну, если кольцо, как у Сатурна, то оно лежит в одной плоскости, всё дальше и дальше от планеты. А лунное кольцо повёрнуто к нам не боком, а внутренней стороной. Как ленточка… на подарке.
— Или как кольцо на пальце невесты, — не согласился Лихачёв. — Лучше уж быть невестой, выданной замуж против воли, чем подарком в коробочке с ленточкой… А знаешь, что самое обидное? Мы не знаем, зачем Инсеки это сделали. Они не отвечают. Говорят «для вашего блага».
— А я слышал, что Луна негативно влияла на людей. Что от лунных фаз зависели перепады характера.
— И женский цикл, — усмехнулся полковник. — Много чего говорят, но никто не знает. Они что-то забрали с Луны? Решили показать свою мощь? Сделать Землю похожей на родную планету? Никто не знает… Мы ведь поначалу обрадовались появлению Гнёзд.
— Потому что умирающие детишки спасались? — спросил я со скепсисом.
— В задницу спасение детишек такой ценой! — резко ответил Лихачёв. — Нет! Мы понимали, что это будут уже не люди. Но надеялись, что они станут мостом между людьми и пришельцами. Не вышло. Пока они маленькие — вроде как обычные. А потом раз… и всё. И знать они нас не хотят.
Я не спорил. О чём тут спорить-то.
— Поэтому те, кто сумеет наладить отношения с Изменёнными, нам очень важны, — продолжал Лихачёв. — Ты важен. Мы связаны по рукам и ногам кучей негласных соглашений — с Инсеками, с Продавцами, с Изменёнными. Когда всё ядерное оружие превратилось в мусор, нам ясно дали понять, кто теперь хозяин. Но потрепыхаться-то хочется…
Он воровато огляделся, потом достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. Раскурил сразу две и протянул одну сигарету мне.
— Фу, — сказал я.
— Будь добр, подержи зажжённую, — сказал Лихачёв. — Хочу покурить, но если за нами наблюдают, то оправдаться смогу лишь необходимостью наладить с тобой контакт. Нам потому и выдают сигареты — для налаживания отношений с опустившимися элементами.
Мне пришлось взять в руки сигарету и терпеть вонючий дым.
Значит, даже полковник отдела «Экс» не знает, следят ли за нами.
— Разрешение на оружие тебе дадут, — сказал Лихачёв. — Ты вроде ходил иногда в тир… позанимайся серьёзнее. Ничего нет глупее огнестрельного оружия, если ты не умеешь или не готов его применить. Пропуск я тебе тоже сделаю, чтобы в ночное время патрули не придирались. Простенький пропуск, внештатного консультанта, но пройти кое-куда поможет, и разговорить человека будет проще. Денег не обещаю. Могу, но наша бюрократия будет две недели бумажки оформлять, а ты вроде парень не бедный… Если что — звони. Опять же, помощи не гарантирую, но вдруг что-то подскажу.
— И что я за это буду должен? — спросил я.
— Да ничего, — Лихачёв глубоко затянулся. — Твою ситуацию понимаю, я бы и сам с Гнездом не ссорился. Просто помни, что ты человек.
— Помню, — обиделся я.
— Вот и не забывай.
Я поднялся. Спросил:
— То есть я могу идти?
— Иди, — досасывая свою отраву, сказал Лихачёв.
Что говорить, я легко отделался.
Даже не завербовался.
Я же не завербовался, точно?