— А более вероятно? — не унимался я.
— Как сам думаешь?
Я помолчал.
Ну, конечно, мысль была только одна. И очень неприятная.
— Эти? — я кивнул вверх.
— Инсеки могли, — согласилась Дарина.
— Тогда с концами.
Я не знал отношений между Гнёздами и пришельцами. Какие-то были, конечно, и судя по разговору со стражей — не самые безоблачные.
— Вчера я переоценила себя, — сказала Дарина. — Была в ярости, мечтала отомстить…
Непохожа она была на человека в ярости, ну так она же и не человек.
— Если это и впрямь Инсеки… — Дарина помолчала. — Тогда я стану возрождать Гнездо. Пройду путь к хранителю. Наську придётся вести ускоренным циклом к матери. Есть и ещё хорошие новости, как ни странно… — она осеклась. — Но о мести не может быть и речи. Обязанности с тебя я сниму. Не волнуйся.
— Да я и не волнуюсь.
— Я же чувствую… — просто ответила она. Потянулась, из-под халата высунулись голые ноги. Лодыжки были тоненькие, подошвы розовые, как у младенца.
— Ты без комбинезона, — удивился я.
— А ты в штанах и рубашке моешься?
— Нет, но… вы же всегда в своей чешуе, — я попытался улыбнуться. — Не думал, что увижу жницу без одежды.
— Ты ещё и не видел, — сказала Дарина.
Повисла неловкая пауза.
— Дарина, извини, это прозвучало двусмысленно, — сказал я.
— Знаю. Я так и хотела.
Она смотрела куда-то мимо меня. Потом опустила взгляд.
— Я, пока, очень похожа на человека, — сказала Дарина. — Жницы недалеко уходят по пути изменений. Если я стану хранителем, то всё будет иначе… Максим, я вызываю у тебя отвращение?
— Нет, — честно сказал я. В горле пересохло.
— Мне вчера показалось, когда ты меня обнимал…
— Тебе не показалось.
— Максим, это у меня первый и последний раз, наверное. Если… если я тебе не противна…
Я встал. Подошёл к ней. Дарина тоже поднялась, глядя в пол. Её пальцы теребили поясок халата.
— Может меня кто-то посчитает… психом, — сказал я. — Но ты мне нравишься.
Она повела плечами и халат соскользнул к ногам.
Головы она так и не поднимала.
Я осторожно взял её за подбородок и поцеловал. Она ответила, целуясь жадно, неумело и отчаянно, как бывает только в первый раз.
— Открой глаза, — попросил я.
Дарина замотала головой.
— Не бойся, — сказал я. — Я хочу их видеть.
Она посмотрела на меня — и я утонул в сиреневом сиянии. Тысячу раз я слышал «такая скука, мутантку бы трахнул» или что-то подобное. Десятки раз я слышал похвальбу «а я тут жницу поимел» — с обилием деталей, касающихся в основном скользкой кожи или нестандартного женского органа. Одна девушка всем рассказывала, что у неё был парень-страж, с «вот таким вот огромным и раздвоенным».
Я и раньше-то в эти истории не верил.
Теперь я знал на тысячу процентов, что это враньё.
Потому что никто этого рассказывать не станет.
А если всё же станет, то будет говорить про глаза.
Светящиеся жадным сиреневым светом.
Нечеловеческие глаза на человеческом лице.
Мы целовались, глядя друг на друга, в полутёмном, заваленном мягкой рухлядью кабинете бывшего минкульта, я сжимал её плечи, и не было никакой скользкости из пошлых анекдотов: «запрыгнул на неё и проскользнул всё Гнездо», просто гладкая влажная кожа, словно ты с девушкой в душе. Дарина, путаясь в пряжке, расстегнула мне ремень, я сбросил влажные, липнущие к ногам джинсы и увлёк её на пол. Она совершенно ничего не умела и не знала, у неё действительно всё было в первый раз, и, кажется, Дарина ужасно нервничала, что я сейчас сравниваю её с другими и сравнение окажется не в её пользу.
И это было трогательно и смешно, потому что я понимал: все девчонки на свете по сравнению с ней ничего не стоят, у меня никогда такой не было… и скоро снова не будет.
Но сейчас она была рядом, я ещё раз шепнул ей «не бойся» и вошёл, ловя испуг и восторг в сиреневых глазах. Дарина вцепилась мне в плечи так сильно, что я застонал, и тут же отпустила в испуге — она была куда сильнее, чем человек и я вдруг понял, что она боится причинить мне вред не меньше, чем я боюсь причинить ей боль.
— Ты мне не навредишь, — прошептал я. — Ты… моя…
И только тогда она расслабилась до конца, и мы вошли в ритм, она не отрывала от меня взгляда, потом зрачки её расширились, будто глядя куда-то за пределы мироздания и Дарина застонала, вздрагивая подо мной и цепляясь всё сильнее, не желая отпускать, но мы и без того уже были единым целым и быть ближе было просто невозможно.