Через недельку красавица пропала. Потом явилась и начала полнеть — в животик подаваться.
— Там у неё котятки? — пытала Фенечка.
Протоиерей в беседку заходил:
— Холодно ночами? Потерпите — строительство вот-вот мы завершим, и переедите. А может быть, сейчас — ко мне иль на квартиру? Приход оплатит.
— Вы не беспокойтесь — у нас всё хорошо.
— Они-то в шубах, — на друзей моих хвостатых кивал настоятель. — А вам-то каково? Здесь, сын мой, не сельва колумбийская, здесь в сентябре бывает о-го-го.
— В Таганайском гроте зимовал и в лютые морозы костра не разжигал.
— Думаю, что до морозов дело не дойдёт — управимся.
А дни прекрасные стояли. И ночи тёплые — зря батюшка ворчал.
Однажды услыхал в ночной тиши мышиный писк — в коробке из-под обуви, что Фенечка в подарок принесла, родились шестеро котят. Беспомощные и слепые, и совершенно разные. Трое в мать — пёстрые такие. Четвёртый в серую полоску словно тигр. Пятый — снежный барс, но с чёрным хвостиком. И лишь один, самый слабый из котят, был непонятной масти — трёхцветный.
Пошли советчики.
Степан Василич:
— Вы отберите, который люб, а остальных — ведро с водой щас принесу — утопите.
На мой отказ:
— Они же кошку вашу насмерть засосут.
Но у Маркизы всем шестерым хватало молока. Даже у маленького животик полным был всегда.
Глафира:
— Топите, Алексей Владимирович, сейчас: когда откроют глазки — грех.
Спросил протоиерея, вправе ль я судьбу котёночью вершить. Он пожал плечами:
— На что решитесь — такая их судьба.
— И всё от Бога?
— Да.
Через неделю они открыли глазки.
— Смотрите, — Фенечка трёхцветненького подняла. — Какие мудрые у него глаза!
Взгляд голубых бусинок действительно являл осмысленность. И озорство.
— Это кошечка.
— Я назову её Принцессой. Вы мне подарите её?
— Хоть всех бери. Как станет мать им не нужна, они твои.
Глафира:
— Вот ещё беда — дом полон кошек. Ведь говорила же, топи.
Проблема разрешилась сама собой. После удивительного исцеления стала Фенечка для обывателей святой. На неё ладно, что не молились. Но приходили и просили:
— Положь мне ручку вот сюда, дитя.
И верили, что боли все уйдут. И уходили.
Когда ж узнали, что Фенечка котят пестует — за ними очередь: готовы тут же разобрать. Но я сказал:
— Пусть подрастут — их от мамы рано забирать.
Мне доставляло немало удовольствия наблюдать, как кормит их Маркиза, как лелеет. И поучает. Как холку треплет за непослушание. Одной Принцессе с лап сходили озорства — как будто матери любимицей была.
Трёхцветная проказница возглавила борьбу за изгнание Саида из беседки. Тот на порог — она шипит, спина дугой. За ней котяток целый строй и все готовы в бой. Пёс зарычит — бежит Маркиза. Но их мирить, лишь сердце мучить, и гонит друга прочь, что защищал её не раз в тайге дремучей.
К чему Вас этим зоопарком утомляю? Мысль пришла — а почему хозяин жизни только человек? Разве животные думать не умеют? В том мире, что оставил я, главное — не пара рук, а голова нужна. С мозгами. И они есть у моих питомцев. Я докажу.
Тема настолько интересная, что хоть сейчас бросай задуманное и заново всё начинай. И начал, если бы не случай….
На отпевании как-то раз открылся путь к черте заветной. Вернее, я нашёл проводника — он обещал меня с собою взять. Лишь надо обождать. Всего шесть дней, пока душа прощается с землёю.
Сейчас в подробностях.
Омоновца Степана Буландо замучили в Чечне боевики. Пытали, били, истязали, но не сломили дух и не смогли заставить честь уронить, присяге изменить. Посмертно звание Героя ему дали и улицу родную в городе переименовали.
Остались без кормильца жена и маленькая дочь. Городские власти взяли на себя о них заботы — бесплатная квартира, льготы. И добрый всход дал корень Буландо — медалистка в школе, отличница в университете дочь его. Однажды за кордон бесплатную путёвку ей подарили городские меценаты. И надо же несчастию случиться — шофёр уснул, автобус в пропасть, среди погибших дочка Буландо.
Весь город провожал в последний путь её. Прекрасная в гробу она лежала — как живая, только не дышала. Венки из роз украшали ложе ей, и слёзы, отпевая, лил протоиерей.
Нашёл на клиросе девицу в белом одеянии.
— Ты Света Буландо?
— Как маму жалко. А вы кто?
Я рассказал. Ещё поведал, что целить могу, но этого мне мало. Хочу погибших к жизни возвращать, чтоб не было смертей.
— Так не бывает, — она вздохнула.
— Есть сила, которой подвластно всё. Тебя к ней скоро призовут. Возьмёшь меня?
— Если не боитесь — да.
И мы условились, в полночь на девятый день здесь в церкви встретиться опять.
Шесть дней осталось.
Смотрел, как Фенечка с котятами играет, и думал о своём. Как прав был Билли, за леность меня ругая — столько времени коту под хвост. Ну, почему о жизни и смерти не задумывался в ту пору я, когда к услугам Разум свой предоставляла вся Земля? Был молод, глуп — такой ответ. Не устраивает? Нет. Ну, значит, Билли так избаловал меня, что думать не о чём и не хотелось. Вот парадокс: возможность есть — желанья нет, потом наоборот. Когда ж воистину разумен станет человек?
Скрип гравия, шаги к беседке. Покашливание сторожа при храме:
— Алексей Владимирович, к вам человек.
Костюм полуспортивного покроя, фигура развитая, правильные черты лица. Взгляд homo sapiens. А в руке….
— Гладышев? Алексей Владимирович? Вам просили передать.
В руке серебряный браслет оптимизатора.
О, Господи, ты есть! Я верую, и сей же миг крещусь!
— Вы инструктор перемещений?
Тот, покосившись на Василича, ответил:
— Да. И флаер тут, неподалёку, ждёт меня. Иль нас обоих — как скажите.
— Нет, ступайте — я остаюсь. Когда потребуется, свяжусь.
Он ушёл. Я любовался на браслет, не решаясь на руку его одеть. А по усам и бороде катились слёзы….
— Вы плачете? — сторож мялся у порога, не решаясь, уйти или присесть.
— Иди, Степан Василич, весточка с родины — как не зареветь.
Ушёл и сторож.
— Я, Фенечка, прилягу — уморился. Возьми котят и погуляй в саду.
Один остался, и браслет защёлкнул на запястье.
— Здравствуй, Билли!
— Ну, здравствуй, дорогой.
— Обнять тебя, поверь, так хочется.
— Я уже обнял.
— В жилеточку поплакаться.
— Ты плачь, а я пока сканирую твои мозги. Тут наворочено…. Присвистнуть хочется.
— Ничего не трожь! Пусть будет всё, как есть. Сканируй память — сам поймёшь, что пережито.
— Событий густовато. Вижу травму черепную — сдвинуты мозги. Но как ты выжил?
— Смотри, смотри. Не только выжил, но и преуспел во многом.
— Я вижу. "Ничего не трожь". Тебе стекляшка эта не мешает?
— Напротив — помогает. Смотри — я ещё сам во всём не разобрался. Быть может, что-нибудь подскажешь ты.
— Ну, хорошо. С наскока не решить: мы больше не расстанемся — к чему спешить.
— Давай не будем больше расставаться — мне страшно без тебя. Скажи, наша Земля всё также хороша?
— Ещё прекрасней стала. Освоены планеты, солнце под контролем. И космос больше не таит угрозу.
— А Настенька нашлась?
— Увы, Создатель, нет.
— И нет контактов с гуманоидами?
— Нет.
Я помолчал, о дочери печалясь.
— Как нашёл меня?
— Скажу, не сразу. Но, слава Богу!
Как долго он копается в мозгу, а мне приспичило болтать.
— Билли, я в тему влез, в которой очень неуместно меня Создателем считать, и называть.
— Что такое?
— А ты ещё не понял, над чем работают мозги?
— Тут всего…. Над чем?
— Я души умерших умею различать, общаться с ними, понимать.
— Опять за старое. Часом не тронулся в отсутствии меня?
— Вот и проверим — мне скоро рандеву с такою предстоит. Ты взглянешь на неё через мои глаза, послушаешь ушами, поговоришь….
— Ну, хорошо, не будем пустословить — увидим и решим.