— Да рано ещё: Сашик не обозначится.
— Я его почувствую.
Мы притиснулись голыми животами. Немножко ещё поцеловались и уснули.
Билли подстрекал познакомиться с акулами Индийского океана. Жутковато. А-а, была, ни была. Заплыл подальше от берега, распластался в воде на метровой глубине — пусть жрут, зови!
— Не дрейфь, Создатель, нас так просто на кусок не намажешь.
Вода освежала тело, солнышко пригревало — я прикемарил, нежась. Кто-то ткнулся в бок. О, Господи! Она — акула Каракула. Зубов — мама дорогая! — во всю пасть. Глазёнки глупые, недобрые, близорукие (хотя откуда у белобрюхого чудовища руки?). Совсем не хотят мне подмигивать. Разве что на предмет: одному из нас не мешало бы пообедать.
— Билли…!
— Спокойнее, Создатель, спокойнее. В ней не чувствуется агрессии. А впрочем…. Прикоснись оптимизатором.
— Не оттяпает руку?
— Другую пришьём.
— Виртуальную?
Осторожно прикоснулся к серому боку океанского хищника запястьем с браслетом.
Возник контакт. Я это почувствовал. Будто на экране тёмном возник светлый овал, у которого появлялись гибкие конечности, потом исчезали.
— Что это?
— Акулий мозг. Она тебя сканирует.
— Ну и как я ей?
Овал менялся в цвете, сучил гибкими конечностями.
— Криптограмма какая-то. Можешь перевести, Билли?
— Она тебя классифицирует по принципу: пища, нейтрал, враг.
— И что вырисовывается? Билли, не томи. Может, ещё успею дёрнуть?
Акула дёрнулась сама и отшвырнула меня хвостом.
— Скорее друг — она не нашла в тебе агрессии. Можешь погладить её по белобрюшью. А хочешь — покатайся. Смелей, Создатель, оседлай, пришпорь, укроти её.
— Разве на друзьях катаются?
— Ломай свой страх. Акула — тьфу: глубины океана таких тварей скрывают, что при одном упоминании негры бледнеют.
Погладил хищнице скользкий бок, но оседлать не решился, взялся за плавниковый гребень на спине. Будто по команде она легко скользнула вперёд, ну, и я с нею. Прикольно. Билли, не отставай!
Вечером на деревенских танцульках.
— Билли, вскрой мне черепушку того парня, что на Дашу пялится.
— А ты хорошо себя будешь вести?
— Лучше, чем вчера.
— Знаешь, сутки слишком коротки, чтоб изменить человеку мировоззрение. Мысли его те же, что привели тебя в неистовство. Стоит ли озвучивать?
— Тогда хочу с ним перемолвиться — будешь переводить?
— Только держи себя в руках.
Я вошёл в круг к гориллообразному:
— Слышь, друг, базар есть — отойдём.
Нарочно употреблял жаргонные словечки — пусть Билли помучается с переводом. Негритос обнажил в улыбке два ряда огромных зубов, закивал головой, положил руку на моё плечо:
— Друг! Друг! Чака понял.
Мы отошли в полумрак деревни.
— Послушай, Чака, Даша моя жена. Понимаешь, жена? Моя женщина, и мне неприятно….
Произнесённое имя вдохновило моего собеседника:
— О-о, Дашья! Дашья! Красивый женщина. Чака её хотеть….
Он весь изломался в неприличных жестах. Или мне показалось? Больших стоило трудов не двинуть ему в челюсть.
— Смотри сюда, — притащил его за руку к ближайшей хижине.
На колу висел глиняный кувшин грубой ручной работы. Ударом кулака разбил его в черепки и кол сломал. Инструктор ГРУ учил меня крушить кирпичи и отговаривал — железобетон. Я мог руку сломать: как знать, какова прочность толстостенного кувшина.
— Так будет с твоей бестолковкой, если Чака будет хотеть Дашью.
— О, Дашья, Дашья, хороша! Чака её хотеть….
Что взять с обезьяны? Я плюнул и ушёл — не дай Бог, Даша узнает, к кому ревную.
Снова плавал без акваланга.
— Билли, тут жемчуг есть?
— Искать пытаются.
— Хочу Даше подарить одну большую и прекрасную на память об этих местах. Ты не поможешь? Не хочется губить все подряд раковины.
— Давай попробуем.
По совету Билли опускался на дно, прикасался оптимизатором к свежим перламутровым раковинам и к старым, замшелым, давно покинутым, слушая резюме:
— Нет…. нет…. Есть да не то.
Наконец:
— Вот она.
Со мною не была ножа вскрыть створки окаменевшей обители, давно отошедшего в мир иной моллюска. Притащил находку в палатку. Тут и Дашенька вернулась с обхода:
— Что это?
— Тебе подарок.
— Как мило!
Кто не любит подарков! Даша взяла блеклую раковину в ладони, припала губами, приложила к уху.
— Подожди, он внутри.
Вооружился охотничьим ножом зулусов, и после нескольких неудачных попыток распахнул створки. Внутри была великолепная чёрная жемчужина. Даша несколько мгновений созерцала, оцепенев от восторга, а потом кинулась благодарить меня поцелуями. Даже слёзки навернулись….
— За что мне такое счастье?
— Ты сама счастье. Ты — живое воплощение человеческого счастья. Я очень тебя люблю.
В деревне нашлись умельцы — приладили жемчужину на овальчик красного дерева с цепочкой. Получилось что-то вроде оберега.
Каракулу таки оседлал. Переборол страх и вскарабкался на спину за хребтовым плавником. Притиснул к ней оптимизатор, и грозный хищник стал послушнее верблюда. Носился по бухте, то ныряя в глубину, то возникая на поверхности. Дашиных пациентов как ветром из воды выдуло. А когда на мелководье покинул морского скакуна, направляясь домой, они сыпанули в деревню с воплями:
— Агбе! Агбе!
Божество, должно быть, у них такое. Не успел присесть спиной в гамак, как слышу за палаткой шорохи и покашливания. Собрались гурьбой, дары принесли — умилостивить хотят. Войти в роль, да приказать оскопить Чаку?
Даша накинулась с упрёками:
— Как не стыдно — цивилизованный человек!
— Людям нельзя без веры, — защищаюсь. — Пусть не перед истуканом лбы расшибают, а нормальным человеком, который плохому учить не станет.
— Подношения надо вернуть.
— Да пусть забирают. А может, оставим на сувениры?
Агбе так Агбе. Что ж мне теперь из-за их предрассудков, темноты средневековой, из палатки не выходить? К чёрту! Всё свободное время — а это, по сути, день-деньской — гонял по заливу верхом на акулах, наводя панический ужас на жителей деревни.
Даша была шибко недовольна:
— Как ни стыдно, взрослый человек с высшим образованием, а ведёшь себя, как мальчишка.
— А если мне заняться больше нечем.
— Займись делом.
(Что-то знакомое)
— Поручи.
И Даша поручила систематизировать собранные материалы. Сел за ноутбук с умным лицом — так, посмотрим, посмотрим…. Смотрел, смотрел…. А Чаке, оказывается, оптимизатор СПИД излечил. Вот, зараза!
— Билли, ни черта не пойму. Давай объясняй, чем тут Даша занимается.
— Собирает информацию о результатах воздействия оптимизатора на человеческий организм.
— И каковы они?
— Смотри сам.
На мониторе замелькали страницы медицинской статистики — не понятно и не интересно. Билли бубнил в мозгу, кто от каких хворей избавился.
— Слушай, хватит — мне это зачем? Лучше расскажи, как это у него получается. Опять измывательство над генами?
— Нет. Здесь другое. Мозг. Основа основ человеческой жизнедеятельности. Весь организм у него в вассалах. Природа, надо сказать, обошлась с вами в данном случае не лучшим образом — нагромоздила, нагородила. А ведь достаточно очень слабого, почти неподдающегося измерению электрического сигнала биотока, чтобы ты получил эффект оргазма. Представляешь, тяжкий физический труд, нервное напряжение, и неуловимый сигнал, направленный в нужную точку коры головного мозга. Сопоставимо?
— Может ты и прав, но мне по душе традиционный способ. И потом оргазм это полдела, для Природы важен результат — зачатие новой жизни: род людей не должен пресечься. Или ты не согласен?
— Знаешь, к роли человечества в природе можно относиться двояко. Если цель — выжить в данной среде обитания, то этого можно достичь простым размножением, и тогда инстинкт становится главней сознания. Но если цель шире — выжить вообще, несмотря на все грядущие космические катаклизмы, то это под силу только высокоорганизованному разуму. Тогда интеллект становится выше инстинкта, а мозг главным в организме. И прогресс будет зиждиться не на суетливой смене устаревшего мыслителя молодым, а на долголетней, плодотворной работе состоявшегося индивидуума. Жизнь человеческая была скоротечна. Клеткам головного мозга жить бы да жить, а подпитывающая система, увы, износилась — преждевременная смерть. Оптимизатор в данном случае исполняет роль подпитывающей системы, а органы как бы получают отпуск и путёвку в санаторий — подлечиться. Отдыхает сердце от перегрузок, лёгкие, печень, почки, желудок…. Мозг имеет всё, что ему нужно, а вассалы заняты собой. Между делом происходит очищение и омолаживание организма. Даже на клеточном уровне.