Это я от всей души. Ну и Билли не смолчал:
— Не то что некоторые.
Горные складки с застывшими, как монументы, на краю пропасти снежными баранами, и величавым полётом орлов остались позади. Степное раздолье запомнилось топотом копыт несущихся прочь от невидимых хищников сайгаков, джейранов, диких ослов и лошадей. Леса птичьим гомоном и солнечной сенью. Реки чистой водой и плеском рыб. Озёра стаями водоплавающих — гусей, уток, лебедей и величавых фламинго.
Я шёл, менялись пейзажи — неизменными оставались убегающая в дымчатую даль кромка горизонта и девственная голубизна небесного купола с ватными клоками облаков. Нет даже реверсивных следов самолётов. Где же люди?
— Где люди, Билли? Где города?
— Люди будут, хотя маршрут ты выбрал не самый густонаселённый. А городов теперь действительно стало меньше. К чему они, если человек Земли сроднился с природой?
— Что-нибудь осталось? Москва жива?
— Стоит Первопрестольная, и все остальные мегаполисы с культурно-историческим наследием. Новые города — это целевые монолитные строения типа муравейника. Если интересуешься, можем заглянуть, чуть-чуть уклонившись от маршрута.
— Всё посмотрим в своё время — у нас впереди нескончаемая жизнь.
С гомо сапиенс эпохи Всемирного Разума встретился на берегу величавой реки, неспешно нёсшей воды в пышном обрамлении ив и тростника. На прогалине с песчаным пляжем разбили лагерь островерхих шатров полусотня босоногих в коротких цветных туниках на голое тело. Мужчины разных возрастов — от седогривых и бородых, а ля викинг, до безусых юнцов. Женщины, как на подбор, молоды и красивы. Впрочем, сообразил, что это только образы, — какой возраст у бессмертных?
Моё внезапное появление среди пёстрых шатров ничуть не смутило их обитателей, да и не обрадовало. Я присел понаблюдать, что за люди, и путём логических размышлений постичь цель их тутошнего пребывания.
Однако уединение скоро было нарушено — нашёлся сердобольный.
— Нужен шатёр? Есть свободные.
— Благодарю, — отвечаю. — Ещё не определился, надолго ль здесь — может, сейчас и двину дальше. А вот от одёжки не откажусь — моя пообтрепалась.
— У нас только туники. Вам какого цвета?
— Золотистого.
Приветливый собеседник ушёл и вскоре вернулся с древнегреческим одеянием цвета утренней зари морозным утром.
Я разделся до трусов:
— Искупаюсь.
Босоногий вертел в руках мою обувь.
— Раритет — сама не разложится, но есть походный утилизатор.
Незнакомец указал пальцем на трусы. Я оглянулся на реку, где на мелководье плескались совершенно нагие мужчины и женщины.
А, была, не была! Стянул трусы, подал босоногому — утилизируй. Вошёл в воду, нырнул, поплыл, а Билли зудит:
— Теперь производят материалы и вещи из них, рассчитанные на определённый срок службы — по окончании, распад на молекулярном уровне.
— Слушай, этот принцип безотходной жизнедеятельности однажды оставит меня голышом, быть может, в самый неподходящий момент.
— Привыкай — не горбат, не кривоног — чего тебе стыдиться?
Перевернулся на спину, раскинув руки — вода держала, а течение сносило.
— Ну, и что они тут делают?
— Ты сам хотел домыслить.
— Лень.
— Это новая волна адамистов. Впрочем, они называют себя миротворцами.
— А разве ещё где-то воюют?
— Тут другое. Они хотят замирить хищников с травоядными, а последних с флорой Земли.
— Для чего? Хотят остановить процесс эволюции видов? И как это возможно — силой внушения или дрессировкой?
— Изменением генетического кода — животный организм перестраивается в растительный.
— Это как — я на солнышке лежу и от солнышка рожу…?
— Вульгарно, но в самую точку. Опыты прошли успешно и всколыхнули сердоболиков.
— Считаешь это разумным? Я как биолог….
— Думаю, любой эксперимент имеет право на реализацию. Сколько раз было в науке подобных "неразумных" ситуаций, и сколько раз дилетанты опрокидывали классиков, открывая новые законы, понятия, сентенции.
— Я как биолог….
— Как биолог не желаешь завтра принять участие в перевоспитании тростникового тигра?
— Очень любопытно….
День прошёл своим чередом. Подтянулся вечер. Адамисты собрались у большущего костра, встали в круг, закинули руки соседям на плечи, и пошла гульба. Музыки не было, но пляска сопровождалась ритмичными:
— Хэй…! Хэй…! Гей-гей-гей…!
Кажется, этот танец называется "сиртаки" и посвящён бессмертным богам. Ну что ж, скачите сами для себя!
Грусть напала. Очень красивы женщины новой Земли и, я знал, доступны — стоит только пожелать. Может, ну их к чёрту все заботы и проблемы с ними связанные, остаться босоногим, влюбиться в хорошенькую девчоночку и мазать тигров зелёнкой, чтобы они хлорофилл поглощали. А, Билли?
— И это говорит биолог! Какой зелёнкой — очнись.
Поднялся и побрёл прочь.
— Ты так ничего и не понял, — сказал я Билли.
— Эй, пилигрим, не хочешь разделить со мною шатёр? — раздался призывный голос за спиной.
Девичья фигурка на фоне догорающего костра смотрелась неплохо.
— Нет.
— А чего хочешь?
— Одиночества.
— Трудно тебя понять, — посетовал Билли.
Присел на взгорке, прислонившись спиной к могучему кедру, наблюдая за танцами босоногих.
Когда костёр догорел и стал похож на огромное блюдо рубиновых углей, адамисты разбились на пары и закружились по этой жаровне — только искры из-под босых пят да языки пламени, не успевающие за ступнями.
— Слабо, Создатель? — всплыл в сознании подстрекатель.
Не стал возражать. Не пустился в полемику о том, что и в стародавние времена находились огнеходцы так же лихо отплясывающие босыми на углях. И без всякого оптимизатора. Молчал, грустил и наблюдал, как исчезают в шатрах парочки.
…. На востоке посветлел горизонт, окрестность обозначила контуры. Туман, зажатый ивовыми берегами, колыхался над рекой, а в прогалину вполз и загасил последние угли, подёрнув костровище белой тюлью пепла.
Спиной к надвигающемуся рассвету покинул лагерь босоногих миротворцев.
— Что так? — удивился Билли.
— Идём дальше.
— Как же сафари?
— Не моя тема, а зрителем — не моя роль.
— Мудреем?
Великий Нил переплывал на спине зелёного крокодила — он лежал в прибрежном песочке раззявив пасть с добрую табуретку. Скучаем, паромщик? Ну-ка, давай, потрудись. Встал голыми ступнями на жёсткую спину из крокодиловой кожи — и о чудо! — громадная рептилия, пробороздив песок, с лёгким плеском вошла в воду. Буравя хвостом лотосовые плавни и подрабатывая короткими кривыми лапами, пробилась к полоске тростника, а через него — на стремнину.
Велик и могуч древний Нил — нет бурунов, не видать турбулентности, но огромная масса воды, подчиняясь закону всемирного тяготения, величаво и неудержимо течёт на север. И нас сносила, удлиняя путь. Один берег постепенно удалялся, другой неизменно приближался, но время шло, и сомнение закрадывалось — хватит ли у зубатого сил?
— А, Билли? Без мясного-то не шибко получается.
С божьей помощью одолели Нил. Потрепал рептилию по бугорку ноздрей:
— Спасибо, Геннадий, жаль по пескам ты не мастак.
Великая пустыня дымкой миражей влекла на запад. На двенадцатый день пути по бесконечным барханам на севере возник профиль усечённой пирамиды.
— Билли, какой устойчивый мираж и, кажется, имеет цвет. Радужный, да, да…. Нет, оранжевый. Точно.
— Сколько эмоций! Соскучился средь варанов и тараканов по нормальному обществу? Это, Создатель, не мираж, а центр изучения солнечной энергии — Гелиосполь. До него неделю топать. Отсюда кажется пирамидкой, а подойдёшь — о-го-го! — общежитие на полмиллиона солнцеведов.
— Есть в суете их смысл?
— Здесь собрались и трудятся энтузиасты дела. Впрочем, лучше один раз увидеть….
— Нет, Билли, я тоже энтузиаст дела, и праздное шатание оставим на потом…. если возникнет желание. Лучше поведай, чем Любовь наша Александровна занимается, укротительница вулканов?