— Как?!
— Меня искали. Отчаявшись — взорвали. Среди обломков и нашёл монаший клад. Ну, будь здоров.
— Нет, погоди. Тебя я всё же угощу — сиди и жди.
Фадей вернулся с термосом, а в нём душистый чай. Мы вспомнили лесной наш прошлогодний рай.
— Куда же ты теперь?
— Хочу в святой обители остаться — решить одну проблему для себя. Скажи, ты верующий?
— Ну, как прижмёт, крещусь. И был крещён. Но жизнь советская потом нас отучила в монастыри ходить.
— Так значит, Бога нет?
— Ты знаешь, нет уверенности, что есть.
— И у меня. И не могу ужиться с неопределённостью.
— Мне больше повезло. Но раз уж загорелся и дознаешься, расскажешь мне — я мигом крестик нацеплю и внуков в храм ходить заставлю.
— Монахи говорят, Бог должен быть у каждого в душе. А мне он нужен наяву — вот как тебя сейчас, я зреть его хочу.
— Если он есть.
Опорожнив от чая термос, мы расстались.
Пять глав я насчитал. Одна, конечно, в центре с большим крестом и маленькие по бокам — их маковками называют. Сусальным золотом сверкают.
Церковь сложена из кирпича с узорчатыми нишами — в них образы святых. А колокольня под изразцовой крышей. И лишь взглянул, как тут же благовест — малиновый, как говорится, перезвон.
Забор кирпичный, чугунные врата с узорами. Широкий вымощенный двор и сад за церковью. Девчушечка лет восьми большими ножницами куст подрезает. И больше ни души.
Прокашлявшись, представился:
— Я дед Алексей. А как тебя зовут, дитя? И кто тут есть в поповском звании?
Малышка даже и не оглянулась. Косички скачут по спине, звон ножниц, локотки в работе — до старца ли праздношатающего ей?
— С собаками сюда нельзя, — по садовой тропке шёл человек в обличии церковном — чёрная ряса, борода и крест с массивной цепью на груди. Погладил девочку по голове, приобнял. Тут, оглянувшись, меня увидела она, но улыбнулась лишь Маркизе. На корточки присела, поманила, и — о чудо! — моя дикарка подошла, потёрлась о коленку, погладить позволила себя.
— У девочки прекрасная душа, — я констатировал.
— И добрая она, — поп согласился. — Жаль, глухонемая.
— Да что вы?! — сердце жалостью зашлось. — Надо лечить.
— В нашей больнице бесполезно. За кордон везти — средств нет. Остаётся уповать на Бога.
Молча кивнул, подумав про себя — и Бог услышал.
Поп руку протянул, шагнув навстречу:
— Протоиерей, настоятель церкви Преображения Господня отец Михаил, в миру Сапронов Михаил Васильевич.
Сжал крепкую ладонь, представился, добавив, странник, мол — как род занятий.
— Из чьих же ныне палестин? Сюда какими промыслами?
Я не спешил о промыслах, хотя мгновенный наш контакт рукопожатий мне многое сказал о добропорядочности Михаила. Я не спешил, сканируя его мозги.
— Земель немало повидал — бывал и в Палестине. Купался в Иордани. Россию вдоль и поперёк пересекал. А в колумбийской сельве удивительных людей встречал….
И на немой вопрос в глазах протоиерея:
— Веру ищу, святой отец. Она мне кажется жар-птицей, что манит и зовёт, но в руки не идёт.
— Во истину не там искали, — протоиерей снисходительно кивнул. — Вам надо в монастырь, в послушники — в труде, молитвах, чтении церковных книг однажды откровенье явится.
Я покривился удручённо:
— Увы, как говорится, горе от ума. Окончил университет и знаю всё об эволюции Земли. Но только мне наука объяснить не может тот факт, что разговаривал однажды с душой недавно умершего человека. Может, вы?
— Так-так, вот это интересно! — настоятель легонечко похлопал по моему предплечью. — Идёмте-ка в беседку, там за чайком мне всё поведаете откровенно.
Протоиерей, присев, взял девочку за плечики:
— Фенечка, беги к тётке Глафире, скажи, чтоб вскипятила самовар и нам в беседочке накрыла. Всё поняла?
Малышка покивала.
Поп, поцеловав, перекрестил её чело:
— Умничка, беги.
Михаил, глядя ей вслед:
— Убогая сиротка, с тёткой живёт, а тётка пьёт. Сюда приходят помолиться и мне помочь.
— Не учится?
— Да где ей.
В беседке на столе фаянсовое блюдо — в нём пирамидой яблоки.
— Угощайтесь.
— Райские плоды?
Мы присели на скамью.
— Поведайте историю свою.
Я рассказал о встрече с Евой.
Пришла Глафира с самоваром — высокая, худая женщина с измученным лицом. Следом Фенечка несла чашки на подносе, вазочки со сладостями и печеньем. Отец Михаил, погладив её по голове, угостил конфетой.