Мне книги Фенечка носила, и мы сдружились. Общались мысленно. Но желание излечить ребёнка допекало и однажды допекло.
— Есть у тебя гребёнка? — мысленно спросил.
Она покивала и подала расчёску.
Годится.
— Сядь сюда. Позволишь мне косички расплести?
Она кивнула.
Как нежный шёлк пряди у ребёнка, а цвет — как грива ковыля, что волнами своими красит степи. Расчёсывал ей волосы расчёской, другой рукой приглаживал…. И в мозг проник тихонько. Пошарил — вот она, загвоздка, вот этот узел надо расплести. Запутались нейроны ещё в утробе, а может в миг рождения, который мог последним стать.
Расчёсывал ей волосы расчёской, другой рукой приглаживал и по чуть-чуть, ну очень осторожно распутывал хитросплетения в мозгу, лишившие её и слуха, и дара речи.
Внезапно вздрогнули Фенечкины плечи, и тельце худенькое напряглось — звук к ней прорвался.
Я голосом:
— Ты можешь говорить?
— Да, могу.
— А слышать?
— Я слышу же.
Повернул девочку к себе лицом, стал на колени, чтоб заглянуть в её глаза.
— Хочешь дочкою моей стать?
— Ты женишься на тёте Глаше?
На тёте Глаше? Гм…. Пожалуй, не готов.
За Фенечкино исцеление протоиерей Спасителю молебен посвятил и мне пенял:
— Вот вам и чудо! Где наука ваша с её врачами? А молитва, когда она от сердца чистого доходит до небес и возвращается — вот вам и чудо из чудес. Какого надо вам ещё знамения и откровения? Немедленно креститесь и начинайте молиться за спасение души.
Но от крестительной купели пока что воздержался.
— Не могу, святой отец, без веры.
— Так ты поверь.
— Верю, что человечество от обезьян произошло путём эволюции. А религия — это культура: как мусульманство у арабов, так православие у славян.
— Тогда откуда же к тебе души видение пришло?
— Вот это и хочу понять. Когда пойму, тогда уж с чистой совестью к кресту пойду.
Фенечка быстро выучилась читать, писать, считать и сочинять. Прочтёт мне сказочку из детской книжки и замолчит, задумается.
— Что не так?
— Вот это и вон то.
— Ну, тогда свой вариант рассказа излагай и не стесняйся, называй — других героев имена.
Малышке только дай — был бы слушатель, фантазии хватает, а язычок болтает и болтает.
С Маркизой забавляясь, вдруг спросила:
— А у неё котятки будут?
Откуда? То бессмертным не дано. И на ночь сна меня лишила.
Ну, ладно я — из ума выживший старик. Ну, пусть Саид — пёс не первогодок. Ну, а тебя, мурлыка, за что лишили счастья материнства? За то, чтоб нескончаемой чредой тянулись годы без любви и ласки? За то, что ты мне стала дорога, должна пожертвовать своими чувствами напрасно?
Промаявшись, к утру решился, распрограммировать Маркизу — вернуть ей радость материнства. А за одно — старение клеток и неминуемую в итоге смерть. Хотя со смертью погодим: будем живы — будем жить.
Через недельку красавица пропала. Потом явилась и начала полнеть — в животик подаваться.
— Там у неё котятки? — пытала Фенечка.
Протоиерей в беседку заходил:
— Холодно ночами? Потерпите — строительство вот-вот мы завершим, и переедите. А может быть, сейчас — ко мне иль на квартиру? Приход оплатит.
— Вы не беспокойтесь — у нас всё хорошо.
— Они-то в шубах, — на друзей моих хвостатых кивал настоятель. — А вам-то каково? Здесь, сын мой, не сельва колумбийская, здесь в сентябре бывает о-го-го.
— В Таганайском гроте зимовал и в лютые морозы костра не разжигал.
— Думаю, что до морозов дело не дойдёт — управимся.
А дни прекрасные стояли. И ночи тёплые — зря батюшка ворчал.
Однажды услыхал в ночной тиши мышиный писк — в коробке из-под обуви, что Фенечка в подарок принесла, родились шестеро котят. Беспомощные и слепые, и совершенно разные. Трое в мать — пёстрые такие. Четвёртый в серую полоску словно тигр. Пятый — снежный барс, но с чёрным хвостиком. И лишь один, самый слабый из котят, был непонятной масти — трёхцветный.
Пошли советчики.
Степан Василич:
— Вы отберите, который люб, а остальных — ведро с водой щас принесу — утопите.
На мой отказ:
— Они же кошку вашу насмерть засосут.
Но у Маркизы всем шестерым хватало молока. Даже у маленького животик полным был всегда.
Глафира:
— Топите, Алексей Владимирович, сейчас: когда откроют глазки — грех.
Спросил протоиерея, вправе ль я судьбу котёночью вершить. Он пожал плечами:
— На что решитесь — такая их судьба.
— И всё от Бога?