– Раздвинь ноги, – прорычал он.
Синтия не мигая смотрела на него. У нее сбивалось дыхание, губы приоткрылись, а колени медленно поднялись на уровень его бедер.
– Еще. Обхвати меня ногами.
Сначала она не подчинилась ему. Он ждал, чтобы понять, доверяет ли она ему, не оттолкнет ли. Ей следовало оттолкнуть его. Он это знал. Но когда она подняла ноги и обхватила ими его бедра, Ланкастер возликовал.
Теперь его плоть удобно устроилась в колыбели ее тела. Он немного приподнял бедра, у нее затрепетали ресницы, а у Ника – сердце.
О Боже, Синтия так уютно чувствовала себя рядом с ним. Он стал медленно двигать бедрами, касаясь своей горячей плотью ее лона, пока не почувствовал, что она готова принять его. Он стал двигаться быстрее.
– Ник, – простонала Синтия, приподнимая бедра и прижимаясь к нему. – О да! Господи, да!
– Тебе хорошо, любовь моя? Ты этого хотела?
– Да. – Она сжала руки в кулаки. – Продолжай. Это… Это так…
– Скажи мне.
По его шее потекла капелька пота.
– Мне так хорошо, – прошептала Синтия. – Пожалуйста, не останавливайся. Пожалуйста.
Он не будет останавливаться. Он будет держать ее в своих объятиях и ласкать вечно. У нее задрожали бедра. Она откинула назад голову. Ланкастеру ужасно хотелось погрузиться в ее тело, но он стиснул зубы и сдержал свой напор.
Она всхлипнула, упираясь ему в бедра. Руки Николаса задрожали от напряжения, но он продолжал контролировать себя, пока не услышал ее короткий вскрик. Тогда он одним движением вошел в нее, содрогаясь всем телом и чувствуя, как сжимаются внутри ее мышцы.
Синтия вскрикнула, приподнимая бедра навстречу его движению.
Царство небесное. Или даже лучше, что-то более земное. Вечное заточение, где правильное и неправильное перестает существовать. У него нет прошлого и нет будущего, есть только Синтия и ее горячая плоть.
Он прикоснулся к ее рукам и потянул их вверх, чтобы крепче схватить ее за запястья.
– Син, – прошептал он, – я люблю тебя.
Когда Синтия повернула к нему голову, он накрыл ее губы своими губами, и это был совершенно другой вид близости, к которому он не привык. Поцелуй во время занятий любовью. Выпивать женщину по глотку, одновременно наполняя ее до краев. Как сладко сдерживать свое сильное желание.
Сладость, любовь и ее дрожащие руки… Все эти вещи не должны быть вместе, но сейчас все переплелось и закружило его словно ураган. Его захватил жаркий, огненный поток страсти, он уже не мог дышать.
Ему нестерпимо хотелось излить в нее свою силу, раствориться в ней, наполнить ее до краев. Но они не были пока женаты, а значит, еще не время.
– Ник! – простонала Синтия.
А ему хотелось, чтобы она повторяла его имя снова и снова. Его имя. Этим именем его никто никогда больше не называл. Только с ней он был самим собой, таким, как прежде.
– Ник, – выдохнула Синтия, и он почувствовал, как приближается момент кульминации.
– О Боже, Синтия! Син…
В последний момент он все-таки отпрянул от нее, хотя ему хотелось проникнуть еще глубже, и излил свою влагу на ее живот.
Несмотря на то что Ланкастер бывал в ее спальне бессчетное количество раз, он все равно ощущал приятное возбуждение, находясь здесь, пока она спит. Он медленно обошел комнату, ни на что не обращая особого внимания, просто впитывал воздух.
Серый рассвет еще только начинал проникать сквозь щели в ставнях. Николасу казалось, что он находится под водой и, преодолевая мрачные глубины, стремится к пылкому ангелу на морском дне.
Усмехаясь новому романтическому повороту собственных мыслей, Ник подошел к кровати Синтии. Она не была похожа на ангела, когда спала, несмотря на все, что он прочитал о женщинах и нежных объятиях Морфея. Нет, Синтия выглядела немного расстроенной, как будто чувствовала, что он топчется рядом, готовый потревожить ее сон. Она наморщила лоб, ее припухшие губы соблазняли Ника прикоснуться к ней. Но у него было такое ощущение, что он может получить кулаком в ухо, если ненароком сделает это.
Обидчивая девушка.
Так или иначе, мысль о ее непростом характере ослабила глубокое внутреннее напряжение. В Лондоне его окружали знакомые, которые скрывали свое истинное лицо за непроницаемым внешним лоском. Они относились к нему либо как к безобидному развлечению, либо как к диковинке, которая будет доставлять удовольствие. Даже его семья…
Когда родителям стало известно о случившемся с ним, они как-то очень быстро отдалились от него. Он остался один, чтобы умереть или исцелиться, тут уж как получится.
А ведь ему было только пятнадцать. Ребенок. И это одиночество едва не уничтожило его.
Наблюдая за Синтией в сером свете раннего утра, Ланкастер осмелился провести пальцем по округлости ее обнаженного плеча. Она только сильнее нахмурилась, но не проснулась.
Задержав дыхание, Ник уступил соблазну. Он осторожно снял сюртук и прилег рядом с ней поверх одеяла, не касаясь ее тела. У нее под ресницами дрогнули веки. Он подождал секунду и только потом выдохнул, погрузившись в перины.
Вблизи она больше походила на ангела. Кожа напоминала тончайший шелк, хотя Нику не понравилось это избитое сравнение. Ему даже самому себе было неловко признаться, что ее губы напоминают спелые вишни. Прядь волос упала на щеку, но Ник не осмелился убрать ее. Синтия может проснуться, и тогда ему придется улыбаться и шутить, вскакивая с кровати с веселым выражением лица.
А ему не хотелось вставать. Он никогда не спал рядом с женщиной прежде и не был уверен, что когда-нибудь отважится на это. Если она потянется к нему в середине ночи и проведет рукой по его спине… Ланкастер вздрогнул от этой мысли. Он с криком проснется, но что еще хуже – он может наброситься на нее.
Но с этой проблемой можно жить. У них с женой будут отдельные спальни. Теперь он знал, что Имоджин будет этому только рада, но насчет Синтии он не был уверен. Да теперь он и в себе не был уверен.
Во всем, что он видел сейчас, присутствовало умиротворение и покой: в том, как поднимается и опускается ее грудь, как бьется ниточка пульса у шеи. Его жизнь словно приостановилась на время. Он снова был под водой, как будто плавал в прохладном бассейне.
Шли минуты. Ник не мог сказать, сколько времени прошло. Возможно, он даже немного вздремнул. Но в конце концов серый свет утра превратился в тусклый белый, а значит, пришло время будить Синтию. Им предстояло искать клад и планировать свою будущую жизнь.
Ланкастер глубоко вздохнул, осторожно встал с кровати и натянул сюртук. Он пригладил волосы и постарался скрыть изумление в своих глазах.
– Синтия. – Ему хотелось облегчить ее пробуждение, но тихий голос не возымел никакого действия. Она даже не пошевелилась. – Син!
Бесполезно.
Теперь стало ясно, что он мог бы броситься к ней в постель и лечь рядом, нисколько не беспокоясь, что она проснется.
– Синтия! Просыпайся!
Она, наконец, пошевелилась, но только застонала и отвернулась от него. Из-под простыни показалась ее рука и потянула одеяло на голову. Николас, вздохнув, подошел к ее столу.
– Давай-давай, нам надо торопиться, если мы хотим отправиться на поиски до полудня.
Синтия что-то проворчала в ответ.
– Сладкая, как утренняя роса, – пробормотал он в ответ, перебирая разбросанные по ее столу листки бумаги. – Вставай, любовь моя… Господь всевышний!
Из стопки бумаги выпал листок с очень интересным наброском, и Ник стал рассматривать его.
– Что? Что такое? – послышался хриплый голос Синтии.
Ник перевел взгляд с рисунка, который держал в руке, на кусочек угля, медленно катившийся к краю стола. Потом снова посмотрел на рисунок.
Обнаженный мужчина, явно в возбужденном состоянии, немного уродливого вида, слегка напоминал его самого.