— Кот у одной норы сторожил, да сдох, — пословицей подкрепляет свои замыслы Нонна.
И Куница учится ремеслу щипача. Эту науку преподаёт ей Дама. Такое прозвище за ней закрепилось от жизни в высоких сферах, полных успеха. Она пожилая, пятьдесят лет была непревзойдённой карманницей. Большая честь — быть учеником Дамы. Она не каждого будет учить. Деньги для неё не имеют значения: живёт на проценты со счёта в Швейцарии. Одевается элегантно, ездит на «Мерседесе» и имеет дом в Констанцине{17}. Аристократка; можно сказать, на ней обрывается род славных карманников, пять поколений блиставший словно Кох‑и‑Нур{18} на Варшавской равнине.
Дама носит перчатки три и семь восьмых. Только перчаточники да щипачи понимают, как это необычно для взрослой женщины. Но ведь и Дама, кроме чужих кошельков и драгоценностей, никогда не касалась другой работы. Нет, не от лени. Даму готовили к профессии с самого раннего детства и строжайше следили, чтобы она ничего не делала руками.
— У хорошей карманницы ладони должны быть маленькие и чувствительные, как камертон, — поясняет Дама и требует, чтобы Куница берегла свои руки и ухаживала за ними.
— Но как бы там ни было, её первейшим хлебом будут замки, — торпедирует Дедушка требования Дамы, потому что ревнует Куницу, которую увлекает в свой мир элегантная старуха, умеющая так снять кольцо с чужого пальца, что потерпевший ничего не почувствует.
По мнению Дедушки, у мастерства Дамы нет будущего. Умирающая профессия. Где теперь все эти дворцы, спальные вагоны, пансионаты, гостиницы, в которых перед войной промышляла своим ремеслом Дама, и где теперь тот большой мир, усыпанный золотом и драгоценностями, в котором даже пуговицы на белье бывали бриллиантовые? Сейчас нету ни бижутерии, ни крупной наличности, которые стоили бы мастерства и отваги таких специалистов, как Дама. Что можно найти в кармане среднестатистического пассажира автобуса в эпоху развитого социализма, талоны на сахар?
— Я никогда не работала в обществе среднестатистических, — возмущается Дама.
Самообороне ножом обучал Куницу Кардинал — сообщник, товарищ и вообще тень Нонны.
— Главное — чтобы тебе никогда не пришлось этим воспользоваться, — каждый раз вздыхал Дедушка. Он не был уверен, нужно ли обучать Куницу ещё и умению владеть «пёрышком».
Однако Нонна, считая Куницу хилой и слабосильной, старалась обеспечить её дополнительным и неожиданным для девушки средством защиты.
И снова замки.
Какая способная, какая понятливая, какая талантливая! Признанием успехов Куницу можно и в ад завести.
— Ученья много не бывает. Ведь когда‑то ты вырастешь и уже не сможешь пролезать между прутьями решёток, вот тогда знание замков — как находка будет.
— Люди не оригинальны, — Нонна перечисляет места, в которых чаще всего прячут деньги и драгоценности.
Как ловчего сокола, готовят малую к охоте, приучают к клобучку и возврату на руку сокольника.
Куница слушает, Куница учится!
Куда только и подевался записной лодырь и показательная тупица! Или у Куницы ум и внимание пробуждались только для жульничества, воровства, подлости?
Близится воскресенье, но уже в субботу начинается праздник. В эти дни у Куницы нет никаких занятий. Запах свеженатёртых полов смешивается с запахом творожного пирога с сухофруктами в шоколадной глазури и печёного мяса. Дедушка что‑то ещё достряпывает на кухне, Нонна красит ногти и наряжается красиво, но в пределах обычного и выглядит как... Нонна. А ведь сто процентов не идёт на свидание, потому что на подобные выходы наряжается как‑то против ожиданий Куницы, и, чувствуя это, Куница такого не терпит. Просто Куница не выносит, когда для Нонны интерес представляют другие. Например, гости в доме, сидящие за богато накрытым столом в самой красивой комнате, в которую тогда у Куницы нет права доступа. А Нонна меняется. Становится далёкой, чужой и не имеет больше терпения для Куницы.
— Я не хочу оставаться одна, — не сдаётся Куница.
— Ты не одна, а с Дедушкой.
— Я хочу быть с тобой, Нонна.
— Пойми меня, Куница. Мне двадцать шесть лет, и когда они пройдут, не вернутся. Никогда! Я не могу жить только для тебя и Дедушки, у меня должна быть своя личная жизнь, иначе не выдержу.
— Со мной?
— И с тобой, и с Дедушкой, и вообще. Я не собираюсь быть вечной нянькой детям и опекуном старикам; если бы я не могла от вас отдохнуть, вырвалась бы от вас и никогда бы к вам не вернулась. Так что дай мне пожить для себя.
И Куница, хоть и с болью душевной, позволяет Нонне пожить для себя.