Выбрать главу

— Это же в поликлинике!

— В …, а не в поликлинике! У кого отовариваешься, гнида?!

— Неправда! Я докажу!

— Докажи, докажи… Гашкин, погляди у него в карманах, нет ли пакетика с дурью? Наверняка есть…

Белобрысый Гашкин охотно оставил протокол и покопался в Илюхиной одежде. И, конечно, отыскал белый крохотный пакетик с порошком…

— Ну и все, — с удовольствием сообщил Панкратьев. — Остальное, как говорится, дело следствия. Лет на пять окажется мальчик без мамы, пора привыкать…

Илья говорил потом (опять же маме), что после этого он почувствовал себя как в полусне. Или даже в бреду. Будто все это не с ним, а какое-то дикое кино…

Панкратьев вдруг поскреб мясистый подбородок.

— Хотя можно и так… Гашкин, есть у нас какой-нибудь недавний «висячок»?

— Разве что киоск на Фрунзенской?..

— Вот и в жилу!.. Ну-ка руки по швам я сказал! Где был позавчера в двадцать один ноль-ноль!

— Дома был…

— Про то, что дома, это мамочке расскажешь. А здесь — то, что было по правде! С кем ломали киоск на углу Фрунзенской и Блюхера?.. Да быстро, с-сука!!! — вдруг заорал он. — А то оторву … и сожрать заставлю. Собственным поносом умоешься, читатель долбаный!

Неизвестно, правда ли они хотели приклеить Илье какое-то дело с киоском или с «дурью». Может, просто решили поразвлекаться с беззащитным очкастым «ботаником». Илья тем более этого не знал. А Панкратьев опять шепнул что-то Гашкину и с хохотком, спокойно спросил Илью:

— Видишь в углу вон тот предмет?

В углу стояла хоккейная клюшка.

— Эту штуку, — сказал оскалясь Панкратьев, — засовывают неразговорчивым пацанам в то самое отверстие. Рукояткой вперед. И по-во-рачивают. И мальчики становятся разговорчивыми… — Он шагнул в угол, хотел, было, взять клюшку, но вдруг словно передумал, ушел за дверь и поманил оттуда Гашкина. Тот сказал Илье «стоять» и тоже вышел. Дверь они прикрыли.

Илья говорил потом, что он в тот миг очнулся. Секунду стоял неподвижно, потом схватил стул и засунул его ножку в ручку двери. И кинулся к телефону. К счастью, телефон был с прямым выходом в город.

— Это база? Валентину Ивановну Мезенцеву, пожалуйста!. Это сын звонит, срочно!.. Мама, меня забрали в милицию, ни за что! Просто так, на улице, в седьмое отделение, на Октябрьской! Издеваются! Позвони кому-нибудь! Их начальству, что ли! Или дяде Косте! Скорее!..

Дверь дергали и били. Орали. Илья бросил трубку, подождал, когда на несколько секунд перестали ломиться, выдернул стул, сел на него. Они ворвались, сразу сбили Илью на пол, ударили ногами, потом подняли, ударили снова, в поясницу. Но он уже не боялся. Он даже не понимал, что они ему кричат, брызгая слюнями в лицо. Он ждал… и дождался. Удивительно громко затрезвонил аппарат.

Гашкин взял трубку. Мигнул. Протянул трубку Панкратьеву. У того слегка похудела мордастая рожа.

— Да… так точно… У нас… Так точно, товарищ п’полковник… Это же в целях профилактики, по указу… Но ведь откуда же мы… Есть, товарищ п’полковник… — Он обернулся к Илье. — Сразу не мог сказать, что ли?

— Что сказать?!

— Чей ты есть сын… Одевайся. Гашкин, помоги парнишке… Щас отвезем домой.

— Обойдусь, — сказал Илья. Потом он признался маме, что испугался: увезут куда-нибудь и головой в прорубь. Чтобы концы в воду. Недаром ведь был недавно очерк про ментов-отморозков которые сперва избили полковника ФСБ (не знали, кто он), а потом нашли у него в кармане документы и пристрелили в лесочке, чтобы не отвечать…

— Да ты чё, Илья, — уже по-приятельски заприхахатывал Панкратьев. — Ты обиду не держи, это служба наша. Отвезем, как велено, это подполковник Будимов приказал, из областного…

Услышав про Будимова, Илья слегка успокоился.

Брата привезли к дому на милицейском газике, Панкратьев дружески похлопал его по плечу. Илья выпрыгнул из машины, плюнул.

Дома он ничего не сказал мне, только ходил по всем комнатам, стискивал кулаки и поматывал головой. Я понять не могла: «Илюха, что с тобой?» — «Ничего… Ерунда…» Но скоро примчалась мама. На машине директора базы она сперва прикатила в милицию, там Илью уже не застала и кинулась домой.

— Илюшенька!.. Господи… Они тебя били?

Он и маме сперва сказал: «Ничего, ерунда…» И вдруг… разрыдался. Да так, что мы с мамой успокаивали его с полчаса. И водой, и даже валерьянкой.

— Ну почему, почему такие гады?! — вздрагивал он. — Идешь по своим… по родным улицам… и вдруг… И могут ведь с дерьмом смешать, растоптать, превратить в кого угодно! Ничего не докажешь! Ты им про права, а они… про клюшку…

— Ну, хватит, Илюшенька. Все уже кончилось…

Он вскинул мокрое лицо.

— Кончилось? Где?.. А если завтра снова?.. А сегодня… если я был бы не сын капитана Мезенцева, а сын дворника?!

— Успокойся. Виктор Викторович обещал, что во всем разберется.

Виктор Викторович и был подполковник Будимов. Папин бывший сослуживец. Они оставались приятелями даже тогда, когда папа ушел из милиции. По крайней мере, Будимов в ту пору нередко заглядывал к нам и даже шутливо ухаживал за мамой. Ему мама и позвонила сразу после Илюхиного «SOS». Надо сказать, Виктор Викторович отреагировал моментально.

Однако Илья отозвался:

— Кто разберется? Ворон ворону глаз не выклюет…

— Ну как ты можешь так говорить! Смотри, он же сразу…

— Да. А если бы не ради меня… и тебя… Если бы ради правды? Он бы тоже «сразу»?!

Мама только головой покачала…

3

Виктор Викторович Будимов появился вечером. С букетиком садовых ромашек для мамы (и где достал посреди зимы?) Снял в прихожей шинель с новенькими погонами («подполковника» он получил недавно) повесил ее на торчащий в косяке рельсовый костыль (меня скребнуло). Вытер сапоги, шагнул за мамой в комнату.

— Ну, что у вас приключилось? Докладывайте!

Мама была уже не та, что при первом разговоре с Ильей. Спокойная (Илья, кстати, тоже, без всякого следа слез, в отглаженной рубашке). Мама положила букетик на стол.

— Знаете, Виктор, мне кажется, это не «у нас», а «у вас». Потому что мой сын никого не грабил, наркотики не покупал, спокойно шел из школы…

— Ну да, ну да. Валечка, я понимаю… Кретинов-то в нашей системе пруд пруди. А где взять интеллектуалов? Особенно при такой зарплате. Опять же и понять их можно. Сами знаете, что творится среди молодежи…

— Значит, хватайте кого придется, да? — взвинтился Илья.

— Хватать нельзя, а задерживать для проверки разрешено законом…

— Ага, «задерживать»! А там кулек с героином в карман и клюшку в ж… — сказал брат открытым текстом.

— Илья! — ахнула мама.

— А чего? Разве не так?.. И главное, что они там себя чувствуют как… всесильные вожди-людоеды! Вся правда заранее у них, потому что сила. А тот, кого поймали, сразу виноват! Хоть вывернись наизнанку, слушать не будут. Гогочут только: «Интеллигенция»… А всякие депутаты нам талдычат с экрана: «Декларация прав, презумпция невиновности…» Где презумпция, а где клюшка…

— Да что за клюшка? Ты расскажи все подробно, — перебил его Будимов.

— Пускай мать рассказывает, мне тошно про одно и то же… — Илья ушел в «детскую» и включил там проигрыватель с музыкой из «Юноны» и «Авось». Негромко, в полсилы… Будимов поглядел ему вслед.

— Валя, он весь на нервах. В самом деле, расскажи ты…

Мама стала рассказывать, что знала. Иногда оборачивалась к двери, громко спрашивала у Ильи: точно ли передает события? Он так же громко отвечал, что все точно.

А я молча сидела в углу, смотрела и слушала… И постепенно наливалась теми же чувствами, что Илья. Будто становилась частичкой брата. Но пока переживала эти чувства, прозевала часть разговора. Потом встряхнулась. Будимов что-то кончил говорить маме и повернулся к Илье.

— Может, в чем-то ты и прав, но… я по, правде говоря, думал, что ты скажешь мне спасибо.

Илья теперь стоял в дверном проеме, прислонившись спиной к косяку.

— Что? — откликнулся он. — А, в самом деле… Спасибо, Виктор Викторович, вы очень помогли… Только в общем и целом ваша помощь не меняет ситуации.