А тем временем пал Будапешт, при штурме которого соотношение танков составляло семь к одному в пользу русских, артиллерийских установок — двадцать к одному. Русские подходили к Одеру… но Гитлер не разрешил Гудериану перебросить войска с запада на восток.
По-прежнему приказывая сражаться шаг за шагом, никогда не отступая, Гитлер утвердил в марте 1945 г. директиву «О выжженной земле». Он узнал, что немцы сдаются в плен американцам или французским внутренним силам, как, например, колонна «Эльстер» (порядка 10 тыс. чел.). Гитлер считал этих солдат и офицеров предателями, нелюдями. Они были не готовы к самопожертвованию, недостойны своего фюрера.
Альберт Шпеер отверг тактику «выжженной земли» — полное разрушение всей Германии, ее подземных и других заводов, обеспечивавших мощь вермахта. Следовало, по его мнению, положить конец несчастью, которое привело к эвакуации 20 млн. немцев из крупных городов (к примеру, из разбомбленного Дрездена).
С немцев было довольно.
После Шпеера, решившего не подчиниться приказам фюрера, такие маститые нацисты, как Гиммлер и Геринг, попытались за спиной Гитлера начать переговоры с союзниками, чтобы предотвратить крах.
Гитлер говорил, что хочет (наподобие сверхчеловека Ницше) поспорить с историей, рассматриваемой как падение в небытие. Немецкому народу предстояло первым провалиться в эту бездну, как в «Парсифале» Вагнера.
Он и провалился.
БОЛЕЗНЬ УНОСИТ РУЗВЕЛЬТА
Всего за восемнадцать дней умерли трое из главных действующих лиц войны: Рузвельт скончался от болезни 12 апреля 1945 г., Муссолини был казнен и подвешен за ноги 28 апреля, Гитлер покончил с собой 30-го. В должной ли мере такая скоротечность событий отмечена историками?
Кадры кинохроники свидетельствуют, что в Ялте в начале 1945 г. Франклин Рузвельт имел очень усталый вид: лицо его выглядело изможденным, а по ходу конференции он часто отлучался с заседаний из-за болезни. По возвращении в США 17 марта на праздновании сороковой годовщины своего брака он вдел в петлицу пиджака бутоньерку и, казалось, находился в лучшем состоянии. Затем он уехал отдыхать в Ворм-Спрингс. Однако Роберта Шервуда, записывавшего его речи, и Генри Моргентау, с которым Рузвельт говорил о будущем Германии, пугали его дрожащие руки и затрудненная речь.
В Ворм-Спрингсе с ним были двоюродная сестра и близкая подруга Люси Мерсер Резерфорд, попросившая Элизабет Шуматофф нарисовать портрет Рузвельта. Внезапно Рузвельт приложил руку к виску: «У меня страшная боль в затылке». Это оказались его последние слова, после которых он осел в своем кресле. Люси Резерфорд тактично исчезла, из Вашингтона вызвали супругу президента Элеонору Рузвельт. Она тут же села в самолет, но, когда прибыла на место, ее супруг уже был мертв. Элеонора устроила дочери скандал за то, что та скрыла от нее присутствие Люси, затем все успокоилось — на время похорон.
Вице-президент Гарри Трумэн, которого до сих пор держали в стороне от любого решения и любой информации, взял бразды правления в свои руки с 13 апреля; он поклялся на Библии (беспрецедентно!) в верности Конституции и, повторив то, что ему рассказала Элеонора Рузвельт, добавил, что президент «умер как солдат»{380}.
В Лондоне Уинстон Черчилль, как и все, ничего не знал о Гарри Трумэне и не стремился повстречаться с ним на похоронах. Совершенно ошеломленный смертью своего большого друга, он решил не пересекать Атлантику. К тому же Англию на прощальной церемонии могли представлять Идеи, который собирался лететь в США для подготовки конференции в Сан-Франциско, и уже находившиеся в США лорд Литтлтон, лорд Крэнборн и майор Эттли, глава оппозиционных лейбористов{381}.
В Париже де Голль прекрасно знал, что на совещании в Ялте, куда его не позвали, Франция получила право на оккупационную зону в Германии вопреки мнению Рузвельта и Сталина. Гарри Хопкинсу, Идену и Черчиллю пришлось убеждать американцев и русских. В особенности же де Голль обиделся на Рузвельта за то, что на обратном пути из Ялты тот «пригласил» его — его, де Голля! — в Алжир, на французскую территорию! И наприглашал туда еще глав арабских государств, включая правителей Ливана и Сирии. Тем не менее по смерти Рузвельта де Голль отдал дань его памяти. «Это был настоящий аристократ, оказавший Америке неоценимые услуги», — признавался он Анри Дондьё де Вабру. О чем сожалел де Голль? О том, что Франклин Делано Рузвельт так и не понял мотивы, побуждавшие де Голля к действию{382}.