Зашла речь о плебисците и сопряженных с ним трудностях, Чемберлен отбыл, «чтобы поговорить с коллегами в Лондоне». «Гитлер казался обеспокоенным, но потом ободрился, услышав от Чемберлена, что тот еще вернется».
Сразу после встречи с Чемберленом Гитлер произнес в Берлине речь, в которой, якобы ратуя за мир, все же намекал на предстоящую конфронтацию: «…После того как я в течение двух лет делал предложение за предложением, получая отказ за отказом, я отдал наконец приказ привести армию в боевую готовность. Мы произвели вооружение, какого свет еще не видывал. Берись же за оружие, немецкий народ! (Бурные аплодисменты.) За пять лет я поистине заново создал армию. Я потратил миллиарды, чтобы вооружить наши войска по последнему слову техники… По правде говоря, я не вижу причин для споров с Францией после возвращения Саара Германии. Я сказал, что Эльзас-Лотарингия для нас не существует. Нам от Франции ничего не нужно. Но сейчас есть последняя проблема, которая должна быть и будет решена: это последняя территориальная претензия, которую я предъявляю Европе, и я от нее не откажусь. Двадцать лет немцы Чехословакии и немецкий народ вынуждены мириться с навязанной им несправедливостью… Но они были безоружны… Господин Бенеш сидит в Праге, убежденный, что с ним ничего не случится, так как за спиной у него Франция и Англия. (Общее веселье.) За господином Бенешем стоит народ в семь миллионов человек, а у нас здесь народ в семьдесят пять миллионов человек! (Восторженные аплодисменты.)
Я заверил господина Чемберлена, что, как только эта проблема будет решена, больше территориальных проблем в Европе не будет. Чехи нам не нужны, но либо господин Бенеш примет наше предложение и даст немцам свободу, либо мы придем за ней сами!»
Толпа, собравшаяся в зале Дворца спорта, с энтузиазмом рукоплескала, кричала «ура», скандировала: «Куда фюрер прикажет, туда и пойдем!» (Führer befehl, wir folgen). Геббельс провозгласил: «Ноябрь 1918-го больше не повторится!» Гитлер, обратив на него горящий фанатичным огнем взор, выкрикнул: «Да!»{37}
Тем временем Чемберлен привез в Бад-Годесберг план уступки судетских территорий при условии союзной гарантии новых границ Чехословакии. «Когда он закончил говорить, — вспоминает Шмидт, — то удовлетворенно откинулся на спинку кресла, всем своим видом как будто вопрошая: “Разве я не замечательно поработал эти пять дней?..”»
Тогда Гитлер очень спокойно, почти извиняющимся тоном, произнес: «К моему глубокому сожалению, господин Чемберлен, я больше не могу согласиться с такими вещами. События последних дней делают это решение неприемлемым». Явно раздраженный Чемберлен побагровел — он ничего не понимал. Фюрер заявил, что не сможет заключить пакт о ненападении с Чехословакией, пока не будут удовлетворены венгерские и польские претензии. «А судетская территория, — продолжил он, — должна быть передана нам немедленно»{38}.
«Это же ультиматум…» — сказал Чемберлен. Бенеш расценил ситуацию точно так же и объявил мобилизацию. «Теперь я раздавлю Чехословакию!» — зло бросил Гитлер после отбытия Чемберлена, добавив, что дискуссии бесполезны.
Эмиссар Чемберлена, сэр Гораций Вильсон, зачитал фюреру адресованное ему письмо: «Если Франция, выполняя свои обязательства перед Чехословакией, окажется вовлеченной во враждебные действия против Германии, Соединенное Королевство сочтет своим долгом поддержать Францию». «Значит, на следующей неделе мы все вступим в войну», — ответил Вильсону Гитлер.
28 сентября, за несколько часов до истечения срока ультиматума, сформулированного в Бад-Годесберге, посол Франции Андре Франсуа-Понсе пытался доказать Гитлеру, что французско-английский план урегулирования полностью его удовлетворит. Для этой цели он воспользовался картой с четко обозначенными зонами, откуда последовательно будут эвакуированы чехи. Париж и Лондон брали на себя обязательство заставить Бенеша принять их план[7]. И Геринг, и Вайцзеккер, и фон Нейрат, явно в пику Риббентропу, оставшемуся в одиночестве, отговаривали Гитлера от его военных замыслов.
7
По словам Анатоля де Монзи, члена правительства Даладье, Бенеш якобы сам попросил французов и англичан оказать на него давление, чтобы «прикрыть» его перед чешской общественностью. (См.: Déat M. Mémoires politiques / introd. L. Theis. Paris: Denoël, 1989. P. 444.)