Дилеммы Муссолини
В Мюнхене страх французов перед войной просто поразил Муссолини. Чтобы избежать ее, они, казалось, были готовы на любую подлость. «В случае войны французы падут первыми», — сказал он тогда. И пообещал: «Если они сунутся в Испанию, мы пошлем в Валенсию тридцать батальонов, даже если это спровоцирует мировую войну».
Тон итальянской прессы становился все более антифранцузским, претензии выдвигались одна за другой. Самые смелые касались Корсики, Ниццы и даже Савойи, но в основном речь шла о Джибути — гавани и «легких» Эфиопии, а также о Тунисе и положении итальянцев в этой стране. Силовые демонстрации французского военно-морского министра Сезара Кампенши и жесткое выступление Даладье против Италии в Тунисе, конечно, сильно раздражали итальянцев. В то же время премьер-министр потихоньку направил в Рим эмиссара Поля Бодуэна для выработки некоторых уступок дуче по Джибути и Тунису. Однако Муссолини в моменты наивысшей экзальтации намеревался полностью положить конец французскому присутствию в Северной Африке. Во время визита генерала Франко он предложил, чтобы тот занял Марокко, а Италия, со своей стороны, аннексировала Тунис и Алжир с коридором к Атлантике. Эти средиземноморские планы должны были скрепить проект под названием «Mare Nostrum» («Наше море»), совместный с Франко, к которому Муссолини относился как к подчиненному, обязанному своей победой фашистской Италии (не зря ведь она послала в Испанию около 70 000 человек!). После досадного поражения при Гвадалахаре дуче, Чиано и Серрано Суньер, «у которого Франция была бельмом на глазу»{44}, праздновали реванш.
«Теперь Албания» — вот чаевые, которые Муссолини рассчитывал получить от Германии, после того как та позволила себе аншлюс Австрии и аннексию Судетской области. «Когда закончится война в Испании и мы подпишем пакт с Гитлером, — мечтал он, — на реке Эбро будут заложены основы нашей обширной средиземноморской империи».
А как смотрел Муссолини на поведение Гитлера? «С нами всегда обращались не как с равными, а как с рабами», — сетовал Чиано в 1943 г., забыв, что сам ратовал за сближение с Гитлером и работал над ним. На время приободренный своей ролью арбитра в Мюнхене, дуче пережил новое унижение: в марте 1939 г. Гитлер, не предупредив его, занял Прагу. Как и после аншлюса, принца Гессенского, зятя короля Италии, снова уполномочили передать Муссолини благодарность от фюрера за «неизменную поддержку со стороны Италии». Устно же фюрер добавил, что если Италия хочет предпринять какую-нибудь крупномасштабную операцию, то лучше ей подождать годик-другой. В случае войны с Францией, ответил дуче, «мы будем сражаться сами, но будем рады, если нам дадут оружие». «Мне показалось, дуче недоволен посланием и подавлен», — отметил Чиано. Муссолини не пожелал сообщать прессе о визите принца Гессенского: «Итальянцы будут смеяться надо мной. Всякий раз, когда Гитлер захватывает очередную страну, он передает мне послание». Газете «Джорнале д'Италия» он заявил, что находит поведение Гитлера вполне логичным, поскольку чехи не разоружились. Кроме того, он решил поспешить с оккупацией Албании и прервать переговоры с албанским королем Зогу, перейдя к военным действиям, которые имели место в апреле. Честь была спасена{45}.
Прекрасно осознавая, какими неприятностями чреват союз с немцами, которого Чиано теперь не так настойчиво добивался, Муссолини, тем не менее, старался укрепить его, боясь пагубных результатов конфликта вокруг Данцига, тем более что Англия пообещала свою поддержку Польше, а затем Румынии и Греции. Как можно было предотвратить или, по крайней мере, оттянуть эту войну, пока Италия не будет готова к участию в ней? Только еще прочнее объединившись с Гитлером. Так родился Стальной пакт (май 1939 г.). Какие же соображения подтолкнули к нему Муссолини?
Прежде всего, постоянно вспыхивающее между ним и королем Виктором-Эммануилом соперничество. Дуче действовал в пику королю, который не уставал подчеркивать свое англофильство, а немцев именовал «мерзавцами и негодяями»; он хотел также окоротить монархистские круги, злословившие насчет «Муссолини, гауляйтера Италии».
Еще с аншлюса, осужденного королем Италии, Муссолини все время повторял: «В отличие от него, Гитлеру не приходится таскать за собой пустые вагоны». Он чувствовал себя униженным, когда ему пришлось «пополам с королем» принимать фюрера в Италии, пропуская Виктора-Эммануила вперед, что, в свою очередь, неприятно удивило Гитлера. Он не хотел, чтобы подобное повторилось во время визита генерала Франко. Чем больше король поносил Гитлера, тем сильнее Муссолини стремился крепить солидарность фашистского режима с нацистским, а также с Испанией.