— В смысле увольнять? — нахмурился Виктор Андреевич. — За что?
— Да мне насрать. Они не работают, — ещё раз повторил я. — Сокращай цех до десяти человек, плюс начальник цеха.
— Но… Но за что? По какой статье?
— Да там можно увольнять за что угодно. Нарушение корпоративной этики, разглашение коммерческой тайны, воровство, саботаж — выбирай любой повод. Не мне тебе рассказывать, — я протянул Семёнову несколько листов. — Вот списки, я уже всё приготовил, тебе осталось настрочить приказ и подписать.
— Но… — он мельком пробежался взглядом по верхнему листу, вчитываясь в фамилии. — Смирнова я не могу уволить, у него трое детей.
— Серьёзно?! С каких пор любовь потрахаться и нелюбовь натянуть резинку на член, у нас является козырной картой против увольнения? Он трахается как кролик, а я плати за это со своего кармана? Если он так любит детей и хочет большую семью, то должен уметь позаботиться о них сам. Флаг ему в руки. Пусть заботится, только на за мой счёт. Как мне кажется, к таким наоборот должен быть спрос строже, вместо поблажек. Может, он тогда головой будет думать, а не головкой. Хотя, это вряд ли.
— А Васнецова чем вам не угодила? — пожевав губами, вычленил он ещё одну знакомую фамилию из списка. — Она ценный сотрудник, и работает у нас уже лет десять.
— В чём её ценность? В том, что ты ей пару раз присунул? Вместо работы она сидит в столовке два часа и два часа на перекурах. Ты посмотри на её отметки отлучений с рабочего места. Перекуры каждые десять-пятнадцать минут. Серьезно? Нельзя потерпеть до конца смены?
— Может, выговор? Дадим человеку второй шанс. Нельзя же вот так без предупреждения…
— Нахера?! — устало вздохнул я. — Нахера мне оплачивать из своего кармана её второй шанс? Кто она мне? Мать, сестра? Нахер пусть идёт! Пусть ищет второй шанс в другом месте.
— Ладно, — согласился Виктор Андреевич и перелистнул страницу. — Ого! А здесь вы по инвалидам решили пройтись, Алексей Михайлович? Они-то чем вам не угодили? Вы, наверное, не знаете, но за инвалидов мы имеем солидную налоговую скидку, их нельзя трогать.
— У нас есть достаточно инвалидов для налоговых льгот. Лишних за борт. У нас не благотворительная организация. Дальше…
— Ну с инвалидами это явный перебор! — перебил меня директор. — Это же социально незащищённые слои.
— Ты идиот?! Пусть их защищает их государство.
— Нет! — упрямо помотал головой мой оппонент. — Я категорически несогласен с этим!
— Ты действительно идиот, — вздохнул я ещё раз. Эта утренняя дыхательная гимнастика мне уже порядком надоела. — Ладно, включи логику. Сколько у нас инвалидов?
— Пятьдесят три человека, — не задумываясь, тут же выпалил мне Семёнов.
— Хорошо. Если мы не уволим сегодня тридцать, через три месяца выгоним на улицу всех. Завод закроется нахрен. У нас нет выбора. Воспринимай это, словно ты спасаешь двадцать три, а не выгоняешь тридцать. У монеты две стороны.
— Ну если так, — недовольно проворчал он, отложив список в сторону. — Спорить с вами бесполезно, как я понял. Но для протокола, мне не нравятся ваши методы, Алексей Михайлович.
— В жопу себе засунь свои протоколы! Когда ты воровал у этих инвалидов и задерживал им зарплаты, тебя это не особо беспокоило.
— Я воровал не у них, — поморщился мой директор.
— Да твоё мнение я и не спрашивал, если честно. Твоё дело — подписывать бумаги и транслировать мои распоряжения. Действуй. Увольняй.
— А сами что же? Не хотите марать руки?
— Да нет. Уволил бы с удовольствием, но не хочу нарушать свою легенду. Я ещё немного поработаю обычным рабочим. Мне нужно понять, как всё функционирует изнутри. Так проще.
— Алексей Михайлович… — замялся Виктор Андреевич, поёрзал в своём кресле и, выпрямившись, сел ровнее. — Я ведь вернул всё, что был должен. Я бы хотел уволиться, если можно.
— Теперь нечего здесь делать, да? — хмыкнул я. — Не наворуешь?
— Я… Я не хочу иметь с семьёй Гордеевых какие-либо дела.
— Почему? Чем мы плохи?
— Я не вижу перспективы работы с вами. Все мои предложения вы отвергаете…
— Потому что они бредовые, — перебил я.
— Я не разделяю ваш методы. И если честно… Я вас боюсь. Ко мне приходили люди вашего отца и провели воспитательную беседу, как они сказали, — Семёнов едва заметно поморщился. — Хотя я и так обещал вам всё отдать и незачем было привлекать для этого своих мордоворотов.
— Нужно было думать об этом раньше, идиот.
— Пожалуйста. Отпустите меня… — он протянул мне лист бумаги. — Это моё заявление об уходе.