Я коротко усмехнулась.
— Я не представляю, каково это, когда тебя принимают. Меня всегда считали чудачкой, белой вороной. Я ношу в волосах красную розу, тогда как все остальные девушки предпочитают желтую. Я слишком много думаю, слишком мало говорю… Но только не сейчас. С вами мне легко говорить о том, что меня волнует.
— А с другими?
Я пожала плечами.
— Когда я заговариваю об этом с другими, начинается хаос.
Лебедь тихонько улыбнулась чему-то своему.
— Хм-м. Хаос… Одна из моих любимых приправ.
— В самом деле? — пробормотала я. — Мне больше нравится слово «катавасия».
Ее губы изогнулись.
— Еще бы. — Женщина перевела задумчивый взгляд выше, в какую-то точку над моим плечом. Чуть погодя она слабо улыбнулась и покачала головой. — У меня нет ни малейшего сомнения, что однажды я пожалею об этом, но… пора начать наш первый урок.
Мое сердце сжалось от страха, но в то же время я ликовала. Мои мольбы услышаны!
Я стану куртизанкой.
Лебедь поднялась и грациозно прошествовала к двери.
— Пройдемте?
Она привела меня в комнату с книгами и запахом табака — некая атмосфера мужского комфорта. Насыщенно-синий цвет обоев и мягкое отсвечивание темной лакированной мебели превращали красоту Лебеди в нечто неземное. Она становилась мерцающей жемчужиной в глубоком синем море комнаты. Мужчина, сидящий в вольтеровском кресле, был вынужден отвлечься от своей книги и трубки и обратить все внимание на нее.
— В этой комнате он не может не следить за каждым вашим движением.
Лебедь повернулась ко мне и повела изящной бровью.
— Очень хорошо. Большинство людей не уловили бы нарочитого характера интерьера. Наблюдательность у тебя на твердую пятерку, птичка.
Я склонила голову в знак благодарности, но жест получился немного шутовским.
— Благодарю, о мудрейшая.
Она фыркнула. Да-да, Лебедь в самом деле фыркнула. Улыбка, засиявшая на моем лице, была шире Темзы. Как здорово обнаружить под маской мечтательного совершенства такого же веселого непоседу, как ты сам!
Повинуясь импульсу, я взяла Лебедь за руку.
— Спасибо.
Она долго на меня смотрела.
— Не знаю, будешь ли ты по-прежнему благодарна мне через пять лет.
Потом она как будто отмахнулась от этой странной меланхолии и повела меня к приставному столику, на котором стоял графин с коньяком.
— Во-первых, ты должна разобраться, какой алкоголь предпочитает мужчина…
Чувствовать на себе руки мужчины, его влажный и нежный рот на своей коже, наслаждаться его тяжестью и жаром, услаждая при этом его самого… Нет ничего прекраснее искусной, изысканной любви.
Когда я появлялась по утрам в доме Лебеди, в часы, пока свет еще отсыпался после ночных возлияний, она встречала меня с нежным смирением.
Я порядком донимала Лебедь расспросами о ее жизни и мире, и чем больше я узнавала об искусстве любви, тем больше мне хотелось поупражняться в нем самой. Она описывала его откровенно и в то же время лирично. До сих пор мои мысли о мужчинах ограничивались тем, что я глазела на парней, которые выгуливали в парке своих чистокровных верховых. Но каждая новая подробность, которую я узнавала о мужских телах и потребностях, еще больше разжигали мой интерес.
А рассказы о физическом наслаждении, которое я могу однажды испытать! Мое воображение (а также некоторые области тела) распалялось не на шутку. Такое острое осознание собственного потенциала будоражило меня и делало восприимчивой к любому ощущению, Даже скольжение теплой воды по моей коже в ванне казалось новым и сладостным.
Все, что рассказывала Лебедь, буквально впечатывалось в мою память. Я всегда была примерной ученицей!
Этим утром, прозанимавшись с Лебедью неделю, я сообщила родственникам, что портниха срочно вызывает меня на примерку, и те отпустили меня в сопровождении одной только Силлы. Убегая, мы с ней хихикали, как школьницы.
Служанка положила глаз на молодого лакея Лебеди, Джессепа, поэтому ее нетрудно было выпроводить из гостиной, когда мы с куртизанкой сели пить чай.
Вначале Лебедь говорила о свободе своей жизни, о своем положении в обществе и обязанностях, о том, что нужно быть законодательницей моды, а не ее рабой, и что богатство следует направлять на благотворительные цели и покровительствовать искусствам.
— Я хотела бы помогать писателям, — сказала я. — Но боюсь, что вся хорошая литература уже написана!
Лебедь рассмеялась.