С другой стороны, ребенок может стать королем только в одном случае — если не станет не только Луи и его детей, а также детей Елены, но и старших в семье Монтгомери. Пожалуй, такой мор на членов одной семьи, мягко говоря, должен бы вызвать недоумение у прочих государств Союза королевств.
Значит, что у нас остается? Бастард?
Тут я остановилась — оказывается, я уже довольно давно шла по набережной, пиная носками сапог попадающиеся камушки — и стукнула себя по лбу. Да что ж голова-то так плохо работает? Им камни Коркорана нужны были для чего? Чтобы ВЫДАТЬ младенца за королевского наследника. Чужого, совершенно постороннего ребенка. Ну, может быть, внешне и похожего на Луи, что несложно: темные волосы и голубые глаза имеет примерно сорок процентов населения Галлии.
Можно предположить, что воздействие камней как-то меняет ауру крови, это теоретики наши разберутся. Я не теоретик, я охотничья собака, мое дело — встать на след.
Ничего не поделаешь, надо ждать вечера и допроса Дюнуа.
Неожиданно для себя я свернула с набережной в старинную узкую улочку du Chat-qui-Pêche (Кота-Рыболова) и через боковой вход вошла в собор Святого Северина. Мне всегда было удивительно спокойно под его высокими сводами, и голова становилась легкой, а мысли ясными. Я села на скамью и бездумно смотрела на лучи полуденного июньского солнца, проходящие сквозь стекла витражей и загорающиеся разными цветами.
За моей спиной деликатно покашляли. Я повернулась — там стоял немолодой священнослужитель в серой рясе.
— Здравствуйте, отец! — я поднялась со скамьи.
— Здравствуйте…
— Меня зовут Лавиния Редфилд, — поспешила я представиться.
— Лавиния, вы чего-то ищете в этом храме?
— Наверное… наверное, я пришла сюда, чтобы разобраться в своих мыслях. В последние дни мне приходилось действовать, почти не задумываясь. А здесь я могу остановиться…
— Что же, и это не худшая причина для того, чтобы зайти в храм, — он кивнул. — Меня зовут отец Гийом, я всегда здесь. Приходите, когда ваши вопросы не найдут ответа.
Фигура в серой рясе растаяла в тени колонн, а я продолжала сидеть озадаченная. Что это было?
В общем-то, маги редко бывают связаны с какой-либо религией, слишком циничный взгляд на мир вырабатывается у нас с годами. И я не исключение. Галлия, как и прочие государства Союза королевств, давала равные права всем религиям, кроме совсем уж людоедских сект. В моей семье были и поклонники богини Дану, и приверженцы Единого, даже почитатель пророка один затесался. Какие вопросы может помочь мне решить служитель Единого? Зачем? Да он моложе меня раз в десять!
Я решительно встряхнула головой и вышла из под сводов церкви.
Марджори вернулась домой только к ужину, и я поняла, что ответа на вопрос «Кто?» у нас пока нет. Придется ей провести в архиве еще день, а может быть, и не один… Покончив с запеченной рыбой, она зевнула и отправилась в свою спальню, а я попросила у Бакстона еще чашку кофе. Кто знает, насколько затянется допрос Гонтара Дюнуа?
Сидя в мягком кресле, обитом серо-голубой кожей, я потихонечку потягивала аква-виту из широкого стакана с тяжелым дном и с интересом наблюдала за Гонтаром Дюнуа, пытавшимся усесться поудобнее на жестком стуле в тринадцатом кабинете. Вот он попытался вскочить, видимо, чтобы размять ноги, но на плечо ему тут же опустилась тяжелая рука охранника-орка. В ту же минуту дверь тринадцатого кабинета распахнулась, и вбежал чрезвычайно деловитый гном с огненно-рыжей бородой. Он остановился возле сидящего на стуле Дюнуа, негромко сказал: «Ага!» и сам себе усердно покивал. Потом в два шага добежал до стола, ловко обогнул его и сел в кресло с высокой спинкой.
В тринадцатом кабинете повисло молчание.
Молчал рыжебородый гном, вертя в пальцах толстый красный карандаш.
Молчал охранник, равнодушно чистящий ногти здоровенным кинжалом.
Молчал и ошарашенный Гонтар Дюнуа, почтенный торговец всем на свете.
Только я давилась смехом за портретом короля, написанным на одностороннем стекле.
Глава 7.
Мизансцена была отыграна просто блестяще, у меня бы точно так не получилось. Ошарашенный Гонтар не сразу даже понял, о чем его спрашивают, а когда понял, рассказ его полился практически без остановок.
Правда, по его словам, он и не собирался принимать участие ни в каком заговоре с целью свержения короля Луи. Он, Гонтар Дюнуа, просто хотел набрать побольше информации о заговоре и его организаторах, чтобы потом все материалы передать бесконечно уважаемой службе безопасности.
Рыжебородый гном — а если говорить точнее, колонель Граурн Брихсдорн, старший следователь Службы магической безопасности Союза королевств, слушал купца, иногда кивая и движением пальца вызывая на экране компьютера досье на называемых им лиц. Та же информация отражалась и на экране в моей комнате.
Человек, которого Дюнуа назвал главой заговора — Жан-Кристоф Корбюзон, девятый граф Лаваль. Сорок семь лет, брат жены третьего сына герцога Монтгомери. Н-да, это называется — двоюродный плетень нашему забору. Тем не менее, по праву родственника вполне может претендовать на роль воспитателя малолетней особы королевской крови.
Его правая рука — баронесса Джулия Макмердок. Тридцать пять лет, фамилия по последнему мужу, с которым она развелась четыре года назад. Это был ее четвертый брак. Предыдущий муж, синьор Мигуэль Каррачиола из Барсы, умер шесть лет назад в возрасте восьмидесяти семи лет. Непонятно пока, что она хочет получить от участия в заговоре, поскольку живет преимущественно в Спанье и в Бритвальде.
Казимир Малиновский, подданный княжества Польского, сбежавший из тюрьмы в Варшаве два года назад. Авантюрист, пробы ставить негде. Говорили, что начал он свою карьеру с продажи прав на поставку гелия для заполнения оболочек дирижаблей, производимых заводами Гинденберга в Дойчланде, некоему перуанскому бизнесмену. При этом Малиновский не имел никакого отношения к заводам, Гинденбергам и вообще Дойчланду. Правда, до сего момента он никогда не был замечен в политических интригах, как и в чем-то, связанном со смертоубийством. Ну, или годы пана Малиновского сильно изменили, или его играют втемную. Выясним.
Более никого из участников заговора Гонтар Дюнуа не знал, как ни допрашивал его колонель Брихсдорн. Перечитав протокол допроса, колонель сказал Гонтару, потянувшемуся уже за пером, дабы подписать:
— Нет-нет, подождите уважаемый Дюнуа. Я-то с вами закончил, но вот еще один человек хотел бы вас кое о чем расспросить, — и кивнул мне.
Ну что же, мы тоже умеем выстраивать мизансцены. Я прошла через портал, выстроив его наиболее эффектным способом, со светящейся синей каймой и золотыми искрами, и остановилась перед Дюнуа, похлопывая лайковыми перчатками по левой ладони.
— Здравствуйте, господин Дюнуа.
— Мадам, — приподнялся он со стула, опасливо косясь на охранника.
— Вы меня знаете? — поинтересовалась я, присаживаясь на край письменного стола.
— Простите… не имею чести!
— Странно, господин Дюнуа! Очень странно. Получается, что вы планировали обокрасть человека, которого даже в лицо не знаете?
Гонтар несколько побледнел.
— Я… я не понимаю, о чем вы говорите!
— Мое имя — Лавиния Редфилд. Сидеть! — Воздушные полосы надежно прижали беднягу к неудобному стулу. — Я вижу, имя мое вам известно.
— Д-да…
— Так вот, я хотела бы знать, кто сообщил вам и вашим подельникам о свойствах камней Коркорана? И что именно вам о них известно?
— Но, мадам Редфилд, я знаю об этом только то, что рассказывал мне граф Лаваль.
Ага, и глаза такие честные, что прямо так и тянет немедленно доверить именно тебе сохранность Государственного банка.
Очень не хочется считывать информацию ментальными способами. После прошлого раза, когда мне пришлось искать в мозгах у Лешего портрет заказчика, еще долго было желание вывернуть череп наизнанку и промыть собственные мозги холодной водой. Во-первых, голова после ментального считывания болит. Во-вторых, ощущение такое, будто погружаешься в помойку — мысли у этих ребят чаще всего коротенькие, но грязненькие. Орочьи шаманы умеют как-то выделять именно тот участок на «полке», где хранятся нужные мысли и образы, но у меня так пока не получается. Может, тренируюсь мало? Надо будет в конце лета поехать снова в Оргриммар, поговорить с Великим шаманом эрхэмом Буздуком.